Выбрать главу

Еще одна форма единения с божеством, которую мне бы хотелось рассмотреть в этой главе, напротив, предполагает безоговорочное отрицание жизни. Те, кто испытал это единение, знали, что такое страдание. Для них земля поистине обитель слез. Как говорится в Теэтете ( 176ab), они сознают, что мир пребывает во зле. Исцеление они видят в избавлении от него, считая, что это может сделать их подобными богу, φυγή όμοίωσις θεω.

Откуда это желание уподобиться богу? У Платона, разумеется, данная формула принимает моральный оттенок: богоподобными становятся благодаря ведению чистого и праведного образа жизни, благодаря просветленному уму. Но, как часто бывает у Платона, в данном случае это транспозиция: Платон переносит на философский уровень уже существовавшую идею, которая, очевидно, не имела отношения к этическому принципу. Она, скорее, являлась мощным стимулом для стремлений человеческого духа. Над всем нашим бедственным миром, где люди, словно звери, враждуют друг с другом, где правит несправедливость, где действуют законы железного века — над всем этим пребывают счастливые боги.

Этот контраст между небесным блаженством и земными скорбями ведет к некоторым отличающимся друг от друга взглядам.

1) Иногда он служит доказательством того, что боги равнодушны к человеческим страданиям. Там, наверху, они проводят время в пирах и развлечениях, тогда как мы, внизу, непрестанно страдаем. Ощущение этого контраста — одно из глубочайших прозрений человеческого духа. Наверное, все мы понимаем его в часы тоски. Как может Бог видеть нас столь страдающими? И если может, Бог ли Он после этого? Или Его замыслы сокрыты столь глубоко, что мы никогда не сможем проникнуть в них? Вся греческая трагедия полна этих вопросов. Упомянем только конец Трахинянок. Геракл умирает в жестокой агонии. Гилл и его товарищи уносят тело героя на костер. Деянира кончает с собой. На сцене остаются только хор да несчастная Иола, невольная причина происшедшей катастрофы. И в этой ситуации корифей возглашает:

Так идите, не медля, вы, девушки, в дом. Созерцали вы ныне великую смерть, Много страшных, дотоле невиданных мук. Но ничто не вершится без Зевса.[31]

Это похоже на сжатое резюме горькой судьбы человека. Зевс, всемогущий и вечно счастливый, управляет порядком вещей, как ему вздумается. Человеку же суждено только терпеть — и этим все сказано.

2) С другой стороны, контраст между безмятежностью богов и круговоротом земных явлений подчас подталкивает к иным соображениям. Если земля плоха, почему бы не оставить ее? Почему бы не улететь туда, где пребывают божества, не разделить их жизнь, не стать такими же счастливыми, как и они? Таков изначальный смысл этой φυγή, т. е. вознесения в небеса, этого όμοίωσις, т. е. уподобления богам. Это желание избавления, это ностальгия по небу, это стремление раствориться, уйти из здешнего мира в безмерные глубины божественных сфер.

Несомненно, именно у Платона, а также во всех вариациях эллинистического мистицизма, восходящих к Платону, такая форма приобщения к божественному нашла свое законченное выражение. Но и в этом случае имеются предтечи, жившие в классический период.

Начать с того, что подобный эскапизм заметен уже у греческих трагиков, особенно у Еврипида, иногда высказанный героем, иногда устами хора, что в каком-то смысле выражает собственную позицию автора. Нельзя сказать, что этот эскапизм уже приобщает ищущего к божеству. Но он ведет к этому. В конце концов, к небу не стремятся, если довольны вещами земного уровня. И наоборот, ограниченность этих вещей дает импульс к поискам иной жизни, божественной.

Второй случай мы можем назвать тайной Зевса.

С одной стороны, Зевс — справедливый бог. Тот, кто на земле страдает от человеческой несправедливости, может обратиться за поддержкой к Величайшему; Зевс услышит его мольбу (Agam. 48-59):

И взывали Атриды к Аресу. Так же коршуны плачут, птенцов потеряв, Над гнездом опустелым кружатся в тоске, Беспокойными веслами крыльев гребут, И кричат, и лететь не хотят от гнезда. Все погибло у них, Не растить им детенышей милых. Но услышит пронзительный, жалобный крик Аполлон, или Пан, или Зевс в вышине, Пожалеет небесных соседей своих И Эриний пошлет, И карают Эринии вора.[32]

С другой стороны, повседневный опыт учит нас, что Бог внимает отнюдь не всякой молитве. Более того, не только Бог иногда выглядит жестоким, но временами кажется, что счастье людей раздражает богов, и что они даже испытывают какое-то удовольствие, когда созерцают страдание. Каковы же истинные пути Зевса? И как нам проникнуть в эту тайну страдания?

вернуться

31

Soph. Track. 1275-1278 [Софокл. Трахинянки, 1281-1284. Пер. С. В. Шервинского. — Прим. пер.]. Об этом пассаже ср. Н. Frankel, Dichtung und Philosophie des frühen Griechenlands (Philol. Monogr. Am. Philol. Assoc. No. XIII. 1950) 495, 35, 504 f., который приводит в качестве сравнения Heraclitus ir. 67 Diels.

вернуться

32

Aesch. Agam. 48 ff. [Эсхил. Агамемнон. Пер. С. Апта