Как водится, перед каждой поездкой в новую страну Коротков постарался в те сжатые сроки, что ему были отпущены, почитать об Иране все, что только нашлось у него дома и в служебной библиотеке. С крайним изумлением узнал, что не существует даже общего плана миллионного (а кто считал?) Тегерана. Более того, оказывается, в Тегеране лишь главные площади, улицы и сохранившиеся с незапамятных времен городские ворота имеют собственные названия! Ну и ну… Представил на миг, с какими сложностями приходится сталкиваться работающим в Тегеране оперативным работникам, когда им надо договориться с агентом о месте встречи, или закладке тайника… да еще при своеобразном представлении жителей Востока о времени…
Тегеранская конференция — ей было присвоено кодовое наименование «Эврика» — проходила с 28 ноября по 1 декабря 1943 года. Она стала поистине исторической уже потому, что была первой личной встречей «Большой тройки»: Сталина, Рузвельта и Черчилля. Историки новейшего времени единодушно склонны считать ее пиком межсоюзнического сотрудничества в годы Второй мировой войны.
Вряд ли есть смысл в рассуждениях о том, какие последствия могло бы иметь удавшееся покушение на жизнь руководителей антигитлеровской коалиции? Меж тем, доподлинно известно, что и абвер, и СД знали о намечаемой встрече в верхах и предприняли определенные шаги для организации заговора, которому уже было давно и название — операция «Дальний прыжок». По некоторым данным, она предполагала физическое уничтожение Сталина и Черчилля и пленение Рузвельта. Главным исполнителем была избрана весьма одиозная личность — огромного роста (почти два метра) атлет в эсэровском мундире, с длинным лицом, иссеченным шрамами, и новеньким рыцарским «Железным крестом» на шее, врученным ему лично фюрером. Для этого Гитлеру пришлось чуть приподняться на носках, а награждаемому, наоборот, наклониться. Это был специалист по террору и диверсиям из ведомства Шелленберга оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. О своей, правда, несостоявшейся, миссии он сам говорит спустя много лет после окончания войны. Выбор пал на Скорцени из-за его головокружительной операции, осуществленной 13 сентября того же 1943 года. В этот день Отто Скорцени с горсткой головорезов-эсэсовцев приземлился на буксируемых планерах в неприступных горах Гран Сассо (в Северной Италии) и вывез на легкомоторном самолетике «Фюзелер-Шторх» (аналоге нашего легендарного У-2) свергнутого и интернированного дуче итальянских фашистов Бенито Муссолини.
Перед Второй мировой войной Иран, как никакая другая страна в этом регионе, был наводнен агентами спецслужб. Некоторые из них принадлежали к высшим слоям иранского общества, занимали ключевые посты в государственных учреждениях, армии и полиции. Сам Реза-Шах Пехлеви не скрывал своего благорасположения к Германии.
Главным резидентом абвера в Иране был профессиональный разведчик майор Бертольд Шульце-Хольтус. Он издавна специализировался по Советскому Союзу, свободно владел русским языком, превосходно знал регион, включая Кавказ и прилегающую территорию Ирана и Афганистана[125].
Вторым по значению резидентом был сотрудник внешней разведки РСХА Франц Майер (настоящее имя Рихард Август). Еще одним видным представителем этого ведомства в Иране был гауптштурмфюрер СС Роман Гамотта. Полный перечень немецких разведчиков в этой стране занял бы десяток страниц убористого текста.
У немцев был достаточно серьезные основания, чтобы придавать Ирану такое внимание. Достаточно сказать, что шестьдесят процентов судов и кораблей тогдашней «Владычицы морей» заправлялись именно иранскими нефтепродуктами. Захват Ирана, или хотя бы склонение его на сторону Германии, сразу лишил бы британский флот топлива и, к тому же, создавал угрозу Британской Индии. Через Иран немцы могли бы нанести удар с юга и по Советскому Союзу, в частности, по нефтеносному району Баку.
После нападений Германии Иран приобрел для СССР особое значение еще в одном отношении: через него пролегал самый безопасный (относительно, конечно) маршрут, по которому доставлялась военная помощь союзников. Военные грузы на транспортных кораблях доставлялись в иранские порты в персидском заливе, затем уже по суше к южным границам СССР.
Известно, какому риску подвергались союзнические конвои, пробивавшиеся к Мурманску и Архангельску через кишащую немецкими подводными лодками Атлантику.
Численность германской колонии в Иране достигала десяти тысяч человек. В этой людской массе легко терялись сотни, если не больше, профессиональных разведчиков, диверсантов и боевиков-террористов. К тому же на связи у резидентов нацистских спецслужб находилось никому точно не ведомое число агентов из местных жителей. Они также устраивали диверсии на транспортных артериях.
Уже в первые послереволюционные годы Советское правительство отменило все старые царские договоры с Персией, ущемляющие суверенитет соседней страны. В собственность ее было передано множество ценнейшего российского имущества, вплоть до железной дороги Сафьян-Урмийское озеро вместе с подвижным составом, а также находившиеся на озере пароходы, пристани, склады и прочее.
Новый договор с Персией 1921 года был беспрецедентным документом в международных отношениях той поры. Но в нем имелась шестая статья, обеспечивающая военную безопасностью Советской России с юга. Поскольку об этой статье до сих пор ходят кривотолки, есть смысл привести ее целиком: «Обе Высокие Договаривающиеся Стороны согласны в том, что в случае, если со стороны трех стран будут иметь место попытки путем вооруженного вмешательства осуществлять на территории Персии захватную политику или превращать территорию Персии в базу для военных выступлений против России, если при этом будет угрожать опасность границам Российской Федеративной Социалистической Республики или союзных держав и если Персидское Правительство после предупреждения со стороны Российского Советского Правительства само не окажется в силе отвратить эту опасность, Российское Советское правительство будет иметь право ввести свои войска на территорию Персии, чтобы в интересах самообороны, принять необходимые военные меры. По устранении данной опасности Российское Советское Правительство обязуется немедленно вывести свои войска из пределов Персии».
Двадцать лет эта статья существовала лишь на бумаге. Двадцать лет ровно ничего не предвещало, что одной из Высоких Сторон, а именно СССР, когда-нибудь придется ею воспользоваться. Увы, пришлось.
25 июня немцы вручили правительству шаха ноту, в которой потребовали, чтобы Иран вступил в войну на стороне Германии. Нота не была с ходу отвергнута с негодованием: ее обсуждал высший военный совет страны. Присутствовали на нем сорок два высоких чина. Из них шестнадцать высказались за принятие требования гитлеровцев, двадцать четыре — против. Примечательно, что противники войны руководствовались не приверженностью к миру, а более прагматичным соображением: явно низкой боеспособностью армии, то есть страхом потерпеть поражение. Окончательное решение — соблюдать нейтралитет.
Резидентом советской разведки в Тегеране тогда был Иван Агаянц, тот самый Ваня, с которым в былые времена Саша Коротков работал пионервожатым в подшефной школе, родной брат бывшего резидента в Берлине Александра Агаянца. «Орд» — таков был оперативный псевдоним Агаянца — получил полный отчет о том, как проходило вышеназванное заседание, как распределились голоса, о чем незамедлительно поставил в известность Центр, и полпреда СССР.
Приведенный расклад голосов представлял явную опасность: в случае серьезных успехов германской армии на востоке (а таковые, как известно, последовали и продолжались вплоть до зимы) правительство Ирана вполне могло изменить первоначальное решение, на прямо противоположное. Иначе говоря, отмечала резидентура, иранская армия тогда нападет на Советский Союз «под лозунгом присоединения к Ирану мусульман, проживающих в Туркменистане и на Кавказе».
125
Майор благополучно пережил войну, спустя несколько лет по ее окончании опубликовал воспоминания о своей деятельности в Иране с 1941 по 1944 годы.