С первого же слова Чапин не отрывал взгляда от Вулфа, совершенно игнорируя остальных. На их же лицах отражались различные реакции на него: Митчелл из Бостона разглядывал его с любопытством, Боуэн – с мрачной бесстрастностью, Кэбот – с тревогой и возмущением, Майк Эйерс – с хмурым отвращением… Я изучал их. Внезапно доктор Бертон встал, шагнул к столу и схватил Чапина за локоть.
– Пол, ради бога! – закричал он. – Убирайся отсюда! Это ужасно. Убирайся!
Вмешался и цветовод Драммонд, его интеллигентный тенор на повышенных тонах превратился в разъяренный визг:
– Это уже слишком, Пол! После всего, что мы… что я… Ты, грязная крыса-убийца!
Остальные, справившись с оцепенением, тоже обрели дар речи. Вулф резко оборвал их:
– Джентльмены! Мистер Чапин – мой гость! – Он взглянул на Чапина, опиравшегося на трость. – Присаживайтесь. Возьмите кресло. Арчи…
– Благодарю, не стоит. Через мгновение я покину вас. – Чапин улыбнулся окружающим. Это была бы обыкновенная приятная улыбка, если бы не его светлые глаза, в которых она не отражалась совершенно. – Я простоял на одной ноге двадцать пять лет. Все вы, конечно же, знаете об этом, мне нет нужды напоминать. Приношу свои извинения, если мой приход вызвал у вас раздражение. В самом деле, я ни за что не стал бы расстраивать вас, друзья. Вы все были слишком добры ко мне, и вы прекрасно это знаете. Если позволите, выражусь несколько литературно и сентиментально… Вы облегчили мне бремя жизни. Я никогда этого не забуду, и я говорил вам это тысячу раз. Конечно же, теперь, когда я как будто обрел свое métier[6], когда я встал на ноги, то есть на ногу, – он снова разослал по сторонам улыбку, – я смогу пройти остаток пути и без вас. Но я всегда буду благодарен вам. – Он повернулся к Вулфу. – Вот такие дела, понимаете ли. Однако явился я сюда отнюдь не для того, чтобы произнести эту речь, а посмотреть на вас. Я надеялся, что вы, возможно, здравый и разумный человек. Так ли это?
Вулф глядел на него. Я сказал про себя: берегись, Пол Чапин, берегись этих прикрытых глаз и последуй моему совету: заткнись и живее вали отсюда! Вулф произнес:
– Порой я достигаю этих вершин, мистер Чапин.
– Попытаюсь поверить вам. Таких на самом деле весьма мало. Я лишь хотел сказать вам следующее: мои друзья потратили массу времени и средств в погоне за миражом, который кто-то искусно спроецировал для них. Я говорю вам прямо, мистер Вулф, я был потрясен, что они в итоге заподозрили меня – меня! – прекрасно зная, сколь я благодарен им за всю их доброту! Ей-богу, просто невероятно! И я захотел изложить это вам, чтобы уберечь хотя бы вас от напрасной траты времени и денег. Вы ведь не окажетесь таким глупцом, чтобы гоняться за миражом?
– Уверяю вас, сэр, я слишком уж неподвижен, чтобы гоняться за чем бы то ни было. Однако, быть может – раз уж вы, как говорите, точно не причастны к этому, – быть может, у вас имеется собственная версия относительно происшествий, столь взволновавших ваших друзей? Это помогло бы нам.
– Боюсь, нет. – Чапин с сожалением покачал головой. – Хотя представляется весьма вероятным, что это лишь грубая шутка, но я понятия не имею…
– Убийство – это не шутка, мистер Чапин. Смерть – не шутка.
– Нет? Правда нет? Вы так уверены? Рассмотрите доводы посерьезнее. Возьмите меня, Пола Чапина, к примеру. Осмелитесь ли вы утверждать, что моя смерть не обернется шуткой?
– Это почему же?
– Ну ведь это естественно. Колоссальная разрядка. Притязания смерти на ужас, учитывая предшествовавшее ей в моем случае, окажутся неописуемо смехотворными. Поэтому-то я столь признателен своим друзьям, их заботливости, их внимательности…
Его прервал вопль позади – полный муки вопль доктора Бертона:
– Пол! Пол, ради бога!
Чапин живо развернулся на здоровой ноге:
– Да? – Ни на йоту не повысив голоса, он вложил в интонацию столько презрения, что оно смогло бы иссушить всю любовь Божью. – Да, Лорри?
Бертон посмотрел на него, молча покачал головой и отвел глаза. Чапин снова повернулся к Вулфу. Тот произнес:
– Значит, вы придерживаетесь версии шутки.
– Не совсем так. Просто она представляется мне вероятной. Что же касается меня, мистер Вулф, дело лишь в следующем: я страдаю от заблуждения моих друзей, будто я представляю для них опасность. Они на самом деле боятся меня. Меня! И страдания мои весьма значительны, это действительно так. Штука в том, что более безобидного создания, нежели я, и вообразить-то трудно. Да я сам боюсь! Сообразно телосложению боюсь всего. Например, из-за своей жалкой психической неадекватности я постоянно пребываю в страхе насильственного нападения того или иного рода и потому обычно вооружен. Вот…