Все, о ком помянуто, сошлись случайно в один час у ворот городка Игнач Крест. В такие времена, когда все в разброде, случайная встреча уже и не может считаться случайной. Все ведет к таким встречам, одни связи рвутся, другие завязываются.
Все пятеро на конях, все при оружии и очень все разные. Пересвет и Ослябя пожалуй что и похожи, похожими делает их одинаковое одеяние. Оба княжие бояре из воинской дружины. В Брянске дружинники обряжались в броню на крепкий бой. На обоих доспехи со сплошным набором. Дощатки, или пластины, кованы и перевязаны столь искусно, что не мешают ни быстрому движению, ни повороту тела. Шлемы с прилбицами, с узкими прорезями для глаз — прилбицы закинуты вверх, не в бой идут. У каждого по мечу и по топору с паворозою, у каждого по разрывчатому луку. Луки в нарядных налучах, за спиной колчаны с тяжелыми стрелами. Хоть сейчас в бой.
Пересвет высок, строен, усы изрядно обрядили губу, а вот борода не поспевала, пока еще рыжеватая бороденка. Ослабя пониже ростом, не так внушителен в седле.
Новгородский ушкуйник совсем иного склада. Росточком невысок, из-за головы коня не виден, а вот руки длинные и ладони широкие. Обряжен в кольчугу с дощатым набором, у пояса широкий нож, к седлу приторочен боевой топор.
Железного не разберешь, силен ли, слаб ли, надет на нем панцирь, шлем с закинутым забралом. Жилист, должно быть, иначе не вынес бы такого тяжелого одеяния. При нем меч, колчан с болтами и сооружение, похожее на самострел, немецкий армбруст. Тетива на нем натягивается не поясным крюком, а железным воротком.
Дмитрий Михайлович постарше всех, в летах муж, раздался в плечах, однако не мясом, а костью крепок, голубоглаз, ростом с Пересвета. Поверх кольчуги с зерцалом зеленая приволока из плотного бархата, отороченная бобровым мехом. Шлем высокий, омедненный, с переносьем и с кольчужной прилбицей. Сбоку длинный меч в кожаных с расшивкой ножнах, к седлу приторочены четыре суслицы. Сапожки сафьяновые, ошитые мехом.
Ворота острога закрыты, мост через ров поднят.
Не достучишься, кричать надо, а на стенах и на башне пи души.
Витязи еще не перезнакомились, но Капуста подмигнул собравшимся, выдвинулся вперед и свистнул в два пальца. Резкий свист прорезал сумеречную тишину затухающего морозного дня. Из-за ворот ответили таким же посвистом. Раздался басистый голос, будто кто нарочно кричал в пустую бочку.
— Ступайте мимо! Ворот не открываем! А кто очень рвется, велено бить стрелами! Своих упокойников достаточно, некому развозить по могилам...
На ночь куда идти? В окружности нет ни одного погоста, ни одной деревеньки.
Витязи перезнакомились. Дмитрий Михайлович скупо пояснил, что рожден он на волынской земле на берегу речки Боброк.
— Боброк, стало быть! — обозначил его Капуста.— Тебя что закинуло, князь[3], в наши язвенные места? Идешь из Новгорода, а в Новгороде я тебя допреж не видывал.
— Не из Новгорода, а мимо Новгорода! — сдержанно ответил Боброк, приняв прозвище без возражения.
Зеленая приволока и бобровая оторочка, знак княжеского достоинства, смущали Пересвета и Ослябю. Пересвет остановил расспросы ушкуйника.
— Что нам тут на морозе беседы вести, надобно костер разводить! Мы в Новгород, вы из Новгорода, и у нас язва и у вас не легче!
Капуста проявил живость и свычку разводить костер. Привязали коней, задали им корма. Капуста и Боброк поделились с брянскими витязями и с Железным невеликим запасом овса. Костер запылал на опушке, окурились смолистым дымом, у костра разговор потек живее.
— Идти надо к великому московскому князю Симеону! — сказал Боброк.— Сильному служить, сам будешь сильным!
— Не в Новгороде такие слова сказаны! — отозвался Капуста.— Его отец разорил новгородцев, брал черный бор, на что никто не осмеливался. Симеон заставил новгородских мужей босиком просить милости. Он не то что черных людей, он и князей ломает!
— А куда ты позовешь, новгородец? — спросил Пересвет.
— На север, в Заволочье надо пробиваться. Там земли вольные, туда и язва не забежит, потому как посуху туда нет путей для живого человека, а по воде не было времени ее туда затащить.