Неоперившихся птенцов
пускают наставлять юнцов!
Барашек, мантию надев,
решил, что он — ученый лев!
Смотри: сидят, упившись в дым,
Григорий и Иероним
и, сотрясая небеса,
друг друга рвут за волоса.
Ужель блаженный Августин[31]
погряз в гнуснейшей из трясин?
Неужто мудрость всех веков
свелась к распутству кабаков?!
Мария с Марфой, это вы ль?[32]
Что с вами, Лия и Рахиль?[33]
Как смеет гнилозубый хлюст
касаться чистых ваших уст?!
О, добродетельный Катон![34]
Ты — даже ты! — попал в притон
и предназначен тешить слух
пропойц, картежников и шлюх.
То гордый дух былых времен
распят, осмеян, искажен.
Здесь бредни мудростью слывут,
а мудрость глупостью зовут!
С каких же, объясните, пор
ученье — блажь, прилежность — вздор?
Но если названное — тлен,
что вы предложите взамен?!
Эх, молодые господа,
побойтесь Страшного суда!
Прощенья станете просить
да кто захочет вас простить?!
Хорошо сидеть в трактире.
А во всем остатнем мире
скука, злоба и нужда.
Нам такая жизнь чужда.
Задают вопрос иные:
«Чем вам нравятся пивные?»
Что ж! О пользе кабаков
расскажу без дураков.
Собрались в трактире гости.
Этот пьет, тот — жарит в кости.
Этот — глянь — продулся в пух,
у того — кошель разбух.
Всё зависит от удачи!
Как же может быть иначе?!
Потому что нет средь нас
лихоимцев и пролаз.
Ах, ни капельки, поверьте,
нам не выпить после смерти,
и звучит наш первый тост:
«Эй! Хватай-ка жизнь за хвост!..»
Тост второй: «На этом свете
все народы — божьи дети.
Кто живет, тот должен жить,
крепко с братьями дружить.
Бахус учит неизменно:
«Пьяным — море по колено!»
И звучит в кабацком хоре
третий тост: «За тех, кто в море!»
Раздается тост четвертый:
«Постных трезвенников — к черту!»
Раздается пятый клич:
«Честных пьяниц возвеличь!»
Клич шестой: «За тех, кто зелье
предпочел сиденью в келье
и сбежал от упырей
из святых монастырей!»
«Слава добрым пивоварам,
раздающим пиво даром!»
всею дружною семьей
мы горланим тост седьмой.
Пьет народ мужской и женский,
городской и деревенский,
пьют глупцы и мудрецы,
пьют транжиры и скупцы,
пьют скопцы и пьют гуляки,
миротворцы и вояки,
бедняки и богачи,
пациенты и врачи.
Пьют бродяги, пьют вельможи,
люди всех оттенков кожи,
слуги пьют и господа,
села пьют и города.
Пьет безусый, пьет усатый,
лысый пьет и волосатый,
пьет студент, и пьет декан,
карлик пьет и великан!
Пьет монахиня и шлюха,
пьет столетняя старуха,
пьет столетний старый дед,
словом, пьет весь белый свет!
Всё пропьем мы без остатка.
Горек хмель, а пьется сладко.
Сладко горькое питье!
Горько постное житье…
СПОР МЕЖДУ ВАКХОМ И ПИВОМ[36]
Чтоб потешить вас, братцы, беседою,
я вам байку смешную поведаю:
Вакх и пиво однажды повздорили
и нещадно друг друга позорили.
В жарком споре случается всякое…
Диспут мог бы окончиться дракою,
ибо Вакх выдвигал обвинения,
как всегда, находясь в опьянении.
«Ты, — кричал он, махая ручищами,
до небес превозносишься нищими!
Я ж, являясь богов украшением,
подвергаюсь порой поношениям.
Можно ль мерить нас общею мерою?
Говорят: рождено ты Церерою.
Нет! При всей своей мнимой безвредности,
эта ложь — порождение бедности.
Нищетой рождено в беззаконии,
ты — утеха для нищей Саксонии,
ты, как шлюха, сошлась с голодранцами,
будь то швабами или фламандцами.
Пьют бродяги тебя и отшельники,
школяры и монахи-бездельники,
воры пьют со своими подружками,
громыхая огромными кружками.
Всех ты, подлое пиво, бесстыжее,
опоило проклятою жижею,
так что даже особы священные
соблазнялись порой твоей пеною!
Да, ты брызжешь, ты плещешь, ты пенишься
и, возможно, поэтому ценишься.
Но, хоть славы вовсю домогаешься,
понапрасну со мною тягаешься!
Вакх — бессмертной природы творение
возвращает незрячему зрение,
и способно творение богово
сделать юношей старца убогого!
Вакх с любою кручиной справляется:
безнадежно больной поправляется,
холостяк стать супругом готовится,
а скалдырник транжиром становится.
Разливая вино виноградное,
Вакх приходит к вам с вестью отрадною,
и, отведав напиток, резонно вы
повторяете строки Назоновы:
«Душу нам греет вино, ее открывая веселью…»[37]
Вакх освоил науки премногие
от грамматики до астрологии,
от черчения до элоквенции,
вплоть до тонкостей юриспруденции.
вернуться
Блаженный Августин (354–439) — один из известнейших отцов церкви.
вернуться
Мария с Марфой, это вы ль?.. — Марфа и Мария — сестры Лазаря из евангельского рассказа о посещении Христом Вифании.
вернуться
Что с вами, Лия и Рахиль?.. — Лия — старшая дочь упоминаемого в Библии Лавана, Рахиль — его младшая дочь; обе были женами патриарха Иакова.
вернуться
О, добродетельный Катон!.. — Катон Старший (234–149 гг. до н. э.) римский цензор, знаменитый оратор, обличавший распутство.
вернуться
Кабацкое житье. — Из «Carmina Burana».
вернуться
Спор между Вакхом и пивом. — Стихи-диспуты — один из самых излюбленных жанров школярской, да и вообще средневековой поэзии (см. также «Флора и Филида», «Раздор между чтением книг и любовью»). Абеляр писал о «турнирах мысли», которые он предпочитал всем иным поединкам. В университетах и школах риторов искусству диспутов уделялось особое внимание: непременным условием считалось, чтобы каждая из спорящих сторон могла изложить свои аргументы и была, таким образом, выслушана. Впрочем, «Спор между Вакхом и пивом» не столько диспут, сколько шуточная пародия на него.
вернуться
Душу нам греет вино, ее открывая веселью — цитата из Овидия Назона «Ars amatoria», кн. I, стих. 237.