В другой раз его спросили: «По какой причине поэты, по большей части, бывают бедными?»
– А потому, что сами хотят, – отвечал Видриера, – ведь богатства сами плывут к ним в руки, и им следовало бы только использовать то, что у них каждую минуту находится перед глазами. Ведь они только и делают, что воспевают дам, буквально заваленных всякими богатствами: ибо волосы у них – из золота, лоб – из сверкающего серебра, глаза – из зеленого изумруда, зубы – из слоновой кости, губы – из коралла, шея – из прозрачного хрусталя; дамы эти плачут жидким жемчугом, а почва, по которой они ступают, будь она даже совсем сухая и бесплодная, мгновенно порождает жасмины и розы; дыхание их – чистейшая амбра[43] и мускус. А все эти вещи неопровержимо и ясно указывают на большое богатство.
Наряду с этим еще много других вещей говорил Видриера относительно плохих поэтов; о хороших же он всегда отзывался хорошо и превозносил превыше рогов луны.
Однажды на паперти церкви св. Франсиска он увидел несколько картин, писанных неумелой рукой, и высказал, что хороший художник природу «бережет», а плохой на нее блюет. В другой день он, приняв большие предосторожности, чтобы не разбиться, подошел к книжной лавке и сказал:
– Ремесло это мне очень по вкусу, не будь в нем, однако, одной заковырки.
Книгопродавец попросил сказать, какой именно. Тот ответил:
– А вот всех тех выкрутасов, которые вы проделываете, покупая у автора права на книгу, да еще ваших издевательств над ним в случае, если он печатает книгу на свой счет, так как вместо тысячи пятисот экземпляров вы печатаете три тысячи, и когда писатель думает, что в продажу поступают его книги, на самом деле продаются чужие.
Случилось так, что в этот же самый день на площадь были выведены шесть наказанных плетьми преступников, и когда глашатай выкликнул: «Тот, кто впереди – вор!» – Видриера закричал соседям, за спинами которых стоял:
– Отойдите в сторону: ведь счет могут начать с кого-нибудь из вас!
А когда глашатай крикнул: «А этот задний…» – лиценциат сказал:
– Этот сеньор удивительно похож на «казенную часть» наших ребятишек.
Один мальчик сказал ему:
– Дружок Видриера, завтра будут сечь розгами сводника!
– Если бы ты сказал «сводницу», – ответил тот, – я мог бы подумать, что речь идет о… карете.
Стоявший поблизости носильщик ручных возков спросил:
– А про нас, сеньор лиценциат, вы ничего не скажете?
– Могу сказать только то, – ответил Видриера, – что каждому из вас известно столько грехов, что ни одному исповеднику за вами не угнаться, но в то время как исповедники хранят свое знание в тайне, вы разносите его по всем тавернам.
Эти слова были услышаны погонщиком мулов (его постоянно окружали разного рода люди), который тоже полюбопытствовал:
– Ну, про нас, сеньор Графин, вы, наверное, ни единого слова не скажете: мы – люди порядочные и государству крайне необходимые.
На это Видриера заметил:
– По хозяину и слуга честен: скажи нам, кому ты служишь, и тогда сразу обнаружится, достоин ли ты почета. Вы, проводники, самые гнусные из всех тварей, живущих на свете. Однажды, когда я не был еще стеклянным, я сделал дневной перегон на наемном муле, и он оказался таким, что я в нем насчитал не менее ста двадцати недостатков, и притом крайне опасных и гибельных для рода человеческого. Все погонщики мулов – если не головорезы, то воры, а кроме того, еще и шуты гороховые: если их хозяева (так они величают своих седоков) – люди тихие, они подстраивают им столько каверз, сколько их у нас в городе за все минувшие годы не бывало; если это иностранцы, они их грабят; если студенты – проклинают; если монахи – чертыхаются; если солдаты – то дрожат и трепещут. Эти последние, а также матросы, ямщики и возчики кладей ведут самое странное и только одним им свойственное существование: ямщики большую часть своей жизни проводят на пространстве в полтора аршина, так как вряд ли можно больше насчитать от хомута до кузова телеги; одна половина времени у них уходит на пение, другая половина – на брань, все остальные свободные минуты – на орание: «осади назад!», а если паче чаяния у них хватит досуга на то, чтобы вытащить из грязи колеса, то они охотнее прибегнут к помощи пары «проклятых дьяволов», чем к тройке мулов.
Матросы – народ безбожный и грубый; для них понятен только тот язык, которым пользуются на корабле. В хорошую погоду они прилежны, а во время шквала – лентяи; когда бывает буря, все они охотники командовать, а исполнять приказания не любят; у них один бог на свете: это – сундук и общий котел, а любимейшее их занятие – наблюдать, как укачивает пассажиров.