– Имя-фамилия?
– Место работы?
– Должность?
Услышав слово «учитель», врач уточнила: «Физкультуры?» (у меня было смещение позвонков). «Нет, литературы», – ответила я.
И тут медсестра – пожилая женщина в несвежем халате и стоптанных туфлях – неожиданно спросила: «Скажите, а сейчас в школе «Евгения Онегина» проходят?»
Очевидно, она последние десятилетия жила с мифом о том, что «всё расхищено, предано, продано», что «порвалась цепь времён».
Я ответила: «Конечно, проходят, – и для большей надёжности добавила: – И «Дубровского», и «Капитанскую дочку»…»
«Слава богу!..» – вздохнула медсестра, и, как сказано у Ахматовой, «что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом».
Нет, русские люди – а не только поэты! – всё-таки очень «разные».
А в прошлом году 6 июня – святое дело! – собиралась я в наш ЦДЛ на Пушкинский вечер.
Посему зашла в парикмахерскую.
Парикмахерша докурила сигарету и подошла к моему креслу: «Свадьба? Деловая встреча? Интим?»
«Жень рождения, – ответила я и уточнила: – Пушкина…»
«Ой! – воскликнула парикмахерша и, как если бы речь шла о моём отце или сыне, спросила: – И сколько ж ему?»
«Двести десять», – улыбнулась я.
«Надо же! – всплеснула руками парикмахерша. – А ведь, кажется, совсем недавно двести было… Как летит время!..»
Причёска получилась хорошая.
«Классическая», – как сказала парикмахерша, которая, как я узнала из приколотого на её груди бейджика, «звалась Татьяна».
Татьяна в последний раз сбрызнула меня лаком и с чувством глубокого удовлетворения произнесла: «Ну вот и всё!..»
«Не всё, – поднимаясь из кресла, подумала я, – а все: Пушкин – это наши все».
Код для вставки в блог или livejournal.com:
Ай да Пушкин! 57
Приезжаю на радио. Идёт разговор о литературе вообще и школьной – в частности.
2010-03-17 / Инна КАБЫШ 58
открыть 57
КОД ССЫЛКИ:
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии:
Будь проще, и за тобой придут
Портфель "ЛГ"
Будь проще, и за тобой придут
СОВРЕМЕННАЯ ПРОЗА СО ЛЬВОМ ПИРОГОВЫМ
Середина марта, время весенней уборки в ящиках стола, а также в мыслях и чувствах. Вот и наш прозаический «Портфель» пополнился двумя новыми рубриками. Отныне кроме привычного «Интертекста», где отрывок из нового произведения сопровождается беседой с автором, начнёт выходить новая рубрика, первый выпуск которой перед вами, и «Мастера представляют»: известные писатели будут знакомить вас с творчеством своих лучших учеников.
Есть в Москве секретное место, памятник Мандельштаму. Мало кто о нём знает. Бомжи в основном. Лавочки удобные там для них.
Зашёл сегодня по пути на работу. Стою, дышу. На пьедестале написано: «Из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам».
А вокруг журчат ручьи, разумеется.
И подумалось.
Как часто мы думаем, что любим, или говорим по привычке – «люблю», а на самом деле только хотим любить. А то и наоборот, хотим, чтобы нас любили.
«Так и в жизни». Пока молодой – хочется всюду влезть. Не для того чтоб там от этого лучше было, просто инстинкт.
А потом хочется, чтоб тебя за это любили: разве не заслужил?
* * *
Я у всех писателей, кого увижу, обязательно спрашиваю: зачем вы пишете? Ну или хотя бы как, из какого сора?
Писатели люди скрытные, им дан талант свои «тяжести недобрые» маскировать, превращая во что-то совсем другое. Саша Щипин, например, ответил на мой вопрос следующим образом:
«На самом деле написан этот рассказ был так: осенью 1998 года, когда я проходил практику в московском отделении Deutsche Telekom, меня случайно заперли вечером в офисе. Через час освободили (я нашёл у кого-то на столе домашние телефоны сотрудников и позвонил ближайшему), но осадок остался».
Сдержанно ответил. Без тяжестей.
Может быть, так и нужно?
Когда любишь – не рассказываешь о чувствах (то есть, собственно, о себе), не нахваливаешь предмет любви (давая ему понять, какой ты хороший) – просто делаешь что-нибудь полезное, бутылки какие-нибудь...
Бутылки какие-нибудь кефирные тихонько несёшь в авоське.
Ну или отворачиваешь от Земли астероиды, убиваешь врагов, варишь вкуснейший борщ – но только тихо, чтобы она не знала, не волновалась, и не забудь проветрить, ей не нравится, когда в квартире пахнет готовкой.
Мало ли как написано – как-то написано. Уместилось в фельетон, в газетную страничку с картинкой, на почитать милой, на ухмыльнуться разок и дальше, у неё ещё есть дела, важнейший шопинг сегодня...
На свете почему-то мало таких писателей, бескорыстных. Больше всяческого паскудства. Либо дарят себя как невесть какую ценность, букет гвоздик, либо нищебродствуют под окном: «Ну одну безешечку, мон петит, напечатайте отрывочек из романчика», – а то ещё норовят снасильничать: «Уважаемый сотрудник отдела, по согласованию с главным редактором...» Неисполнение, дескать, карается.
Я у себя в современной прозе не держу таких. Тут печатаются только те, кто меня об этом не просил и кто не ломался, когда я просил.
Идеал художественного текста в газете я вижу в следующем: чтобы было что читнуть на лавочке в электричке. Открытие новых имён повесим на гвоздик – новые имена вообще ни для чего не нужны (если вы не осёл, конечно, ищущий, где тут выставка). А коли так, можно авторов и вовсе не представлять (типа как в «толстых» журналах пишут: «Родилась в Воронежской области»). Достаточно фотографии, решайте сами, лгут ли эти глаза.
Комментировать публикуемые рассказы по типу «обратите внимание на фигуру птички в левом углу» тоже не надо: всякая там «критика» нужна школьникам, которым задали писать сочинение, нормальный человек и так всё поймёт, а чего не поймёт, то унюхает.