Путь начался в Аяне – основанной в 1843 году на охотоморском побережье фактории. Вот гончаровское описание Аяна: «Беспорядочно расставленные, с десяток более нежели скромных домиков, стоящих друг к другу, как известная изба на курьих ножках, – по очереди появлялись из-за зелени; скромно за ними возникал зелёный купол церкви с золотым крестом. На песке у самого берега поставлена батарея, направо от неё верфь, ещё младенец, с остовом нового судна, дальше целый лагерь палаток, две-три юрты, и между ними кочки болот. Вот и весь Аян. Это не город, не село, не посад, а фактория Американской компании[180]. Она возникла лет десять назад для замены Охотского порта, который неудобен ни с морской, ни с сухопутной стороны. С моря он гораздо открытее Аяна, а с сухого пути дорога от него к Якутску представляет множество неудобств, между прочим так называемые Семь хребтов, отраслей Станового хребта, через которые очень трудно пробираться. Трудами преосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского и Курильского[181], и бывшего губернатора Камчатского, г-на Завойки, отыскан нынешний путь к Охотскому морю и положено основание Аянского порта». Ещё: «Это скромный, маленький уголок России, в десяти тысячах пятистах верстах от Петербурга, с двумястами жителей, состоящих, кроме командира порта и некоторых служащих при конторе лиц с семействами, из нижних чинов, командированных сюда на службу казаков и, наконец, якутов. Чиновники компании помещаются в домах, казаки в палатках, а якуты в юртах. Казаки исправляют здесь военную службу, а якуты статскую. Первые содержат караул и смотрят за благочинием; одного из них называют даже полицеймейстером; а вторые занимаются перевозкой пассажиров и клади, летом на лошадях, а зимой на собаках. Якуты все оседлые и христиане, все одеты чисто и, сообразно климату, хорошо… От русских у них есть всегда работа, следовательно, они сыты, и притом, я видел, с ними обращаются ласково». В наши дни в Аяне живёт около 900 человек.
Покинув Аян, Гончаров штурмует хребет Джугджур – «тунгусский Монблан»: «Я шёл с двумя якутами, один вёл меня на кушаке, другой поддерживал сзади. Я садился раз семь отдыхать, выбирая для дивана каменья помшистее, иногда клал голову на плечо якута… Наконец я вошёл. Меня подкрепила рюмка портвейна. Как хорошо показалось мне вино, которого я в другое время не пью! У одного якута, который вёл меня, пошла из носа кровь».
«Печальным, пустынным и скудным краем» называет Иван Гончаров эти места – север Хабаровского края и восток Якутии. «Здесь никто не живёт, начиная от Ледовитого моря до китайских границ, кроме кочевых тунгус, разбросанных кое-где на этих огромных пространствах. Даже птицы, и те мимолётом здесь. Зверей, говорят, много, но мы, кроме бурундучков и белок, других не видали. И слава Богу: встреча с медведем могла бы доставить удовольствие, а может быть, и некоторую выгоду – только ему одному». Дальше: «Выработанному человеку в этих невыработанных пустынях пока делать нечего. Надо быть отчаянным поэтом, чтоб на тысячах вёрст наслаждаться величием пустынного и скукой собственного молчания, или дикарём, чтоб считать эти горы, камни, деревья за мебель и украшение своего жилища, медведей – за товарищей, а дичь – за провизию».
И всё-таки Иван Гончаров не жалуется – едет себе и не унывает, по крайней мере не показывает вида, несмотря на неприспособленность к тяготам и лишениям: «А слава Богу, ничего: могло бы быть и хуже». Даже шутит в своей мягкой манере. Вот один из ответов на вопрос, каким образом русские освоили чуть не весь континент и вышли за его пределы: даже в мечтательном барине-домоседе вдруг обнаруживаются выносливость, упорство, известное безразличие к собственной участи, какой-то киплинговский генетический империализм.
С другой стороны, есть основания полагать, что в своей книге он сознательно сглаживал невзгоды и опасности, дабы избежать излишнего пафоса и героики. Это художественное решение делает «Фрегата “Паллада”» чем-то большим, нежели просто путевые записки.
Сам Иван Гончаров заметил: «Голых фактов я сообщать не желал бы: ключ к ним не всегда подберёшь, и потому поневоле придётся освещать их светом воображения, иногда, может быть, фальшивым». Критик Дмитрий Иванович Писарев[182] уже в 1859 году заявил: книгу следует воспринимать как «чисто художественное произведение». В ней, считал Писарев, «мало научных данных», «нет новых исследований», нет «подробного описания земель и городов», а вместо того – «ряд картин, набросанных смелой кистью».
180
Имеется в виду Российско-Американская компания – полугосударственная российская торговая организация, основанная путешественниками, предпринимателями Григорием Шелиховым и Николаем Резановым для освоения Русской Америки и утверждённая императором Павлом I в 1799 году.
181