Итак, если мы можем всегда сказать «Пётр есть писатель», то в естественном арабском этого сделать нельзя – об этом АЯТ свидетельствует однозначно. Эта невозможность чётко оформлена языковыми средствами и не допускает разночтений. Почему же это невозможно?
Потому что субъект и предикат уже связаны тем, что АЯТ называет исна̄д – «опирание». Я намеренно использую буквальный перевод, чтобы высветить процессуальность. Сам факт «опирания» оказывается третьим (после субъекта и предиката), связующим звеном в арабской фразе (неважно, именной или глагольной), которая в силу этого не просто не нуждается в какой-либо связке типа глагола «быть», но категорически исключает таковую. Базовая предикационная формула для естественного арабского записывается не «S есть P», а «S опирание P». Предикат опирается на субъект (как мы, устав, вечером опираемся на стенку вагона метро по дороге домой[18]), и такое опирание связывает их в высказывание: они передают теперь единый смысл, перестав быть двумя отдельными словами.
Можно ли хотя бы намёком вывести на свет интуицию, которая обосновывает это опирание в «арабской» предикационной формуле и делает её столь же самопонятной, сколь самопонятна формула «S есть P»? Можно. Выше мы познакомились с тем, как Бергсон описывает интуицию чистого действия (чистого протекания – см. с. 56 и далее). Другие примеры предоставляет сама арабская традиция. Я остановлюсь на одном. Он связан с осмыслением соотношения между временем и вечностью.
Вечность концептуализирована арабской мыслью прежде всего через два термина, ’азал «безначальность» – то, что не имеет начала, – и ’абад «бесконечность» – то, что не имеет конца. Эти два термина ориентируют взор в противоположных направлениях: в первом случае – в направлении истока, начала (каковое отрицается), во втором – в направлении конца, предела (каковой также отрицается); ни один из этих терминов не охватывает вечность, так сказать, целиком, она как будто разрывается в точке, откуда направлен взор.
Вот какое образное описание времени предлагает Фах̱р ад-Дӣн ар-Ра̄зӣ:
Время – воображаемая протяжённость (имтида̄д), исходящая из чрева темени мира безначальности (’азал) и идущая к темени мира бесконечности (’абад). Это как будто река, вытекающая из чрева горы безначальности и протекающая, пока не войдёт в чрево горы бесконечности: неизвестно, откуда берётся и где находит пристанище [Фахр Рази 2012, 1: 305–306].
Время здесь, как ему и положено, – протекание; но это – протекание, зафиксированное между двумя сторонами, инициирующей
(исток) и восприемлющей (место впадения), и тем самым превращённое в неизменное. Эта неизменность протекания подчёркнута неизменностью, незыблемостью безначальности и бесконечности (двух аспектов вечности), представших перед нашим взором в виде двух гор. Временно́е протекание как будто разрывает вечность (оно встроено между безначальностью и бесконечностью), причём разрывает именно и только за счёт того, что обеспечивает её единство (поскольку соединяет безначальность и бесконечность).
18
Это – пересказ языком сегодняшних реалий того примера, с помощью которого АЯТ иллюстрирует, что понимается под «опиранием» (всадники, спешившись и поставив седла на землю, сели