Вдобавок метрополия очень долго пренебрегала колониями и, следовательно, мало вмешивалась в их дела. Первые два представителя династии Стюартов, несмотря на вопли пуритан об их «деспотизме», были слишком слабы, чтобы проводить строгую колониальную политику или хотя бы не давать еретикам селиться на своих заокеанских землях. При кромвелевском Содружестве политика Англии стала более интервенционистской: правительство выкупило «сахарные острова» Вест-Индской компании, ввело для всей британской системы «Навигационный акт», который обязывал североамериканские колонии торговать только в рамках этой системы. С точки зрения британцев, колонии предназначались для того, чтобы служить источником сырья (табака, индиго, риса) или продукции первичной обработки (вроде солёной трески), а также закрытым рынком для товаров британских мануфактур; собственное мануфактурное производство в колониях не поощрялось. Последние Стюарты проявляли к Северной Америке больше активного интереса: Карл II выдал хартии на основание ещё двух аристократических и англиканских колоний к югу от Виргинии, а Яков II, отвоевавший при брате Нью-Йорк у голландцев, впервые попытался привести пуританскую Новую Англию в более подобающий королевской провинции порядок. 1688 г. сорвал этот проект, и при первых двух правителях из Ганноверской династии колонии снова наслаждались благодатным забвением со стороны верховной власти.
В XVIII в. между колониями и метрополией существовало два основных вида связи. Во-первых, коммерция: к 1763 г., например, почти половина британских судов была задействована в торговле с колониями, причём большая их часть именно там и построена. Вторая связь носила военный характер. Так как Северная Америка служила главным театром мирового соперничества Англии с Францией в XVIII в., колонии нуждались в британской защите от Франции и индейцев со стороны Канады и долины Огайо. Джордж Вашингтон приобрёл первый военный опыт при безуспешной попытке отвоевать территорию нынешнего Питтсбурга у французов во время Семилетней войны 1756–1763 гг.[197] (Хотя на самом деле при наличии всего 60 тыс. французов в Канаде и ещё пары тысяч в Луизиане демография уже предопределила судьбу Северной Америки.) Подлинное значение решительной победы Британии в 1764 г. для будущего заключалось в том, что колониям больше не требовалась её защита. Метрополия в одночасье стала потенциально не нужна.
Выше уже отмечалось, что один из наиболее поразительных моментов, связанных с началом американской революции, — как мало понадобилось для того, чтобы дело пошло. Весь век колонии прекрасно себя чувствовали в рамках закрытой торговой системы, установленной «Навигационным актом», но, едва в 1763 г. был подписан мир, потеряли покой. Поводом к недовольству, как и в случае нидерландского восстания, послужила инициатива, исходящая из центра имперской системы.
Англия, против которой восстали колонисты, уже не была «маленьким тесным островком» 1688 г. — теперь она стала центром империи, по праву названной «фискально-военным государством», и, наверное, самым консолидированным национальным образованием в Европе[198]. Виги, беспрерывно управлявшие Британией с 1715 г., хоть и являлись якобы более либеральной из двух британских партий, но к 1760 г. превратились в закрытую, консервативную олигархию, преданную идее, что 1688 г. уладил британские дела в совершенстве и навсегда.
Именно в этот момент в возрасте двадцати одного года на трон взошёл Георг III, первый настоящий англичанин из Ганноверской династии. В отличие от своих предшественников, он решил править самостоятельно, хотя и не деспотически, как когда-то думали. Он остался верен наследию 1688 г., адаптированному в 1717 г. созданием поста премьер-министра, то есть правил через парламент посредством партии «друзей короля» (королевских чиновников, занимавших места в парламенте) и клиентелы других типов, заменяя министров-вигов новыми людьми. Целью его колониальной политики было создание более централизованной административной структуры для империи, простиравшейся теперь от Северной Америки до Индии. Для её осуществления в 1763 г. его кабинет министров провёл по Аппалачам прокламационную линию, дабы отделить новоприобретённые земли внутри материка от прибрежных колоний, хотя многие колонии издавна претендовали на эти территории.
Более серьёзную проблему представляло решение Лондона впервые со времени основания колоний напрямую облагать их налогом; до тех пор все налоги принимались голосованием на их собственных представительных ассамблеях. Причиной послужил тот факт, что славная победа 1763 г. оставила после себя огромный долг размером более 122 млн фунтов, выплата которого требовала свыше 4 млн фунтов ежегодно. Налоговый гнёт, обусловленный этим долгом, который на Британских островах был во много раз тяжелее, чем где-либо в колониях, вызвал в Англии всеобщее недовольство. В результате Лондон небезосновательно счёл, что колонии должны платить более справедливую долю налогов за выгоду, которую получают от британской имперской системы. Следует отметить, что налоги, собираемые с колоний, шли только на содержание десяти тысяч британских военных на территории Северной Америки, а не на выплату национального долга. Так уж случилось, что после войны в колониях впервые за всё время их существования остались британские вооружённые силы, так же как последняя война Карла V впервые привела к постоянному размещению испанских войск в Нидерландах. Осуществление британской налоговой политики вкупе с присутствием британской армии в промежуток времени между появлением «Акта о гербовом сборе» в 1765 г. и началом открытого конфликта в 1775 г. спровоцировали американскую революцию. И те же годы стали самым революционным её этапом.
197
198