Неудачный повтор сценария 1789 г. также породил отрезвлённых реалистов, первое место среди которых занимал демократ поневоле Алексис де Токвиль. В 1830-е гг. он, подозревая дальнейшие перемены во Франции и готовясь к ним, перенёс внимание с либерально-аристократической английской модели на более подходящий пример Эгалитарной Америки, ибо под «демократией» понимал не столько конституционное правление, сколько 1'egalite des conditions (равенство условий) — процесс социального уравнивания, запущенный крахом «старорежимного» societe a ordres (сословного общества). В 1848 г. он в качестве депутата помогал разрабатывать проект конституции Второй республики, а затем стал министром иностранных дел при её первом и последнем президенте, Луи-Наполеоне Бонапарте.
После того как переворот Бонапарта заставил его уйти в отставку, Токвиль задумался о том, почему Франция и Европа с таким трудом адаптируются к демократической эпохе. В 1856 г. вышла в свет его работа «Старый режим и революция», где он утверждал, что революция представляла собой зеркальное отражение прежней монархии: королевский абсолютизм, лишая аристократию политических функций, но оставляя нетронутыми её привилегии, породил культуру демократической зависти, которая заставила революцию поставить равенство (то есть уравнительство) выше индивидуальной свободы. Поэтому народный суверенитет оказался столь же абсолютным, что и прежний королевский, приведя в итоге к якобинской централизации, а затем к диктатуре двух Наполеонов[209].
Стремясь найти объяснение такому неправильному результату, Токвиль расширил круг сопоставлений[210]: ранее он уже добавил Америку к обычному сравнению Франции с Англией, а теперь при подготовке книги о революции выучил немецкий язык, чтобы исследовать четвёртый пример — почти нетронутые «старые режимы» за Рейном. Он даже бросил взгляд на пятый — царскую Россию, прочитав известную в то время книгу 1847–1852 гг. о русской крестьянской общине, написанную бароном фон Гакстгаузеном. Его отклик достоин того, чтобы стоять в одном ряду со знаменитым сравнением России и Америки в заключительной части «Демократии в Америке»: «С одной стороны, мы видим народ, законодательно прикреплённый к земле, как в X в., а с другой — постоянную географическую и социальную неугомонность, свойственную американцам… Это производит впечатление Америки без просвещения и свободы. Демократическое общество, которое пугает»[211].
Аналогичное разочарование во французской революционной традиции постигло единомышленника Мишле — республиканца Эдгара Кине[212], хотя, в отличие от своего друга, Кине считал, что 1789 г. стал не столько прорывом, сколько красивым поражением. Подобно Токвилю, он отчасти винил в таком исходе институциональное наследие «старого режима». Однако разница заключалась в том, что Кине в равной мере возлагал вину и на католичество. Не будучи протестантом, как Гизо, Кине, тем не менее, полагал, что провал Реформации во Франции оставил революцию лицом к лицу со слишком многими проблемами одновременно, чтобы хоть одну из них можно было решить либеральным способом. Он снова проводил сравнение с Англией, разрешившей религиозную проблему в XVI в., а конституционную — в XVII в., что помогло ей легче пережить пришествие демократического равенства в XIX в.[213] Тезис о перенапряжении революции и католическом наследии в 1789 г. определённо стоит обдумать.
Поколение 1870 г. При Третьей республике смысл революции вновь изменился. Поскольку республика родилась из бедствий 1870–1871 гг., первым прозвучало негативное суждение о революции, принадлежавшее Ипполиту Тэну[214]. Подобно орлеанистам, он был англофилом, что объясняло его враждебность к якобинской кульминации революции. Но, в отличие от них, Тэн враждебно относился к революции в целом, находя истоки террора в первоначальной «анархии» 1789 г. и даже в абстрактном и уравнительном esprit classique (классическом духе) времён «старого режима». Поэтому его труд «Истоки современной Франции», начатый в 1876 г., представлял собой свод пессимистических воззрений на современную Францию. Подобный пессимизм периодически прорывался и у таких роялистов, как Пьер Гаксотт, Жак Бэнвиль и Шарль Моррас.
209
Лучшее издание книги на английском языке, под редакцией, с предисловием и комментариями Ф. Фюре и Ф. Мелонио см.:
211
Цит. по переводу M. Малиа на английский язык, см.:
213
214