Национальная отсталость — форма бытия «последних». Поэтому и она может послужить стимулом стать «первыми» — авангардом эмансипации человечества: «Единственно практически возможное освобождение Германии есть освобождение с позиций той теории, которая объявляет высшей сущностью человека самого человека. В Германии эмансипация от средневековья [то есть старого режима] возможна лишь как эмансипация вместе с тем и от частичных побед над средневековьем [то есть французского и британского конституционализма с имущественным избирательным цензом]. В Германии никакое рабство не может быть уничтожено без того, чтобы не было уничтожено всякое рабство... Эмансипация немца есть эмансипация человека».
Последний принцип социализма состоит в том, что он представляет универсальный разум в социальной форме: «Голова этой эмансипации — философия, её сердце — пролетариат. Философия не может быть воплощена в действительность без упразднения пролетариата, пролетариат не может упразднить себя, не воплотив философию в действительность». Дальше перекидывается мостик в сторону Франции: «Когда созреют все внутренние условия, день немецкого воскресения из мёртвых будет возвещён криком галльского петуха»[288].
В этой работе 1843 г. обычно усматривают «открытие Марксом пролетариата». Однако пролетариат, о котором в ней говорится, — не столько социальная, сколько метафизическая категория, о реальном рабочем классе Маркс в то время почти ничего не знал. Позже, разумеется, его пролетариат обрастёт социально-экономической плотью благодаря появлению трудовой теории стоимости, принципа присвоения капиталистами прибавочной стоимости, закона возрастающего «обнищания» и т.д. И всё же Марксов пролетариат так и не перестал быть в первую очередь «универсальным классом» человечества, носителем мессианской миссии уничтожения всех классов, которому судьбой предначертано стать искупителем грехов общества, поскольку он в этом обществе самый дегуманизированный.
Но, вероятно, больше всего в этом «прамарксизме» поражает определение пролетариата как избранного сосуда философии. Это, разумеется, гегелевская философия, преобразованная Марксом в исторический материализм под влиянием «Сущности христианства» Людвига Фейербаха. Именно гегельянская составляющая системы Маркса делает её системой. Ни один английский экономист или французский социалист-«утопист» не был способен создать что-либо настолько систематичное, а потому особо притягательное, как раз ввиду отсутствия (тут Маркс прав) «философского сознания».
Гегельянский компонент марксизма даёт вдвойне мощный эффект, поскольку это «сознание» не просто философское, но и остаточно теологическое. Хотя многие поспорят с таким суждением, гегельянство не случайно называют «философской религией», трансформировавшей христианский провиденциализм в потенциально рационалистические категории[289]. У Гегеля божественный разум становится имманентным истории, эволюционируя через усложняющиеся культурные формы человечества до абсолютного «самосознания», которое также есть абсолютная человеческая свобода. Однако разум прогрессирует лишь за счёт «отчуждения», диалектики, при которой все формы бытия «опредмечиваются» или «отрицают себя» в «противоположностях», создавая тем самым новые формы, более высокие и богатые, чем их несовершенные предшественницы.
Маркс преобразовал гегелевскую метафизическую телеологию в социально-экономическую: сменяющие друг друга все более интенсивные «способы производства» преодолевают зависимость человечества от слепых сил природы. Он секуляризовал диалектику, превратив её в диалектику «классовой борьбы», в условиях которой переход людского рода к более интенсивным способам производства требует все более эксплуататорских классовых отношений. Социальное отчуждение является и самообогащающимся, поскольку порождает у «угнетённых» сознание жестокой, но созидательной логики общества, тем самым указывая на освобождение «в конце предыстории». В этой агонистической эсхатологии пролетариат занимает самое высокое положение, так как, будучи наиболее дегуманизированным классом при наиболее интенсивном способе производства, капитализме, он один может покончить со всякой эксплуатацией и отдать, наконец, человеку полную власть над самим собой.
289
Классический пример секуляризации религиозных элементов в современной мысли см.: