И теперь стоит только его задать, чтобы увидеть: в системе Маркса столько противоречий, что её невозможно когда-либо претворить в жизнь полностью. На это нужно обратить особое внимание, иначе нельзя постичь историческую судьбу марксизма в России и Китае. Неосуществимая доктрина неизбежно приносит поразительные сюрпризы при попытке действовать в соответствии с ней.
Величайший сюрприз такого рода, несомненно, преподнёс Красный Октябрь. Часто говорят, будто большевистская революция стала развиваться в направлении деспотизма, так как Россия «ещё не созрела для социализма» и ленинский вариант марксизма был «неортодоксальным», очевидно, подразумевая, что если бы в России следовали «ортодоксальному» марксизму, то революция прошла бы по всем правилам. Но ни одна страна никогда не созреет для заведомо неосуществимого социализма в Марксовом понимании.
То же самое относится к социализму в трактовке большинства социал-демократов II Интернационала. Часто забывают, что максимализм «Манифеста» Маркса (где о насилии, впрочем, прямо не говорилось) стал доктриной ведущих партий Интернационала, как только пользующиеся большим престижем германские социал-демократы включили его в Эрфуртскую программу 1891 г., — тогда впервые во главе крупного рабочего движения встали интеллектуалы-марксисты. Правда, оказалось, что большинство партий, входящих в Интернационал, не готовы действовать согласно своей официальной доктрине, но они сами этого не знали до 1914–1918 гг.
Внутренние несоответствия марксизма неизменно обострялись в условиях разнообразных европейских «особых путей», различных комбинаций «старого режима» с индустриализацией. К 1870–1880 гг. индустриальное общество с атлантического Запада распространилось по всей Центральной Европе, а после 1890 г. пришло и в Россию. Одновременно после трагического падения Парижской коммуны в 1871 г. стало возрождаться социалистическое движение, почти уснувшее в Европе с 1848 г. (Парижская коммуна 1871 г. не означала настоящей революционной вспышки. Она представляла собой последний вздох, случайность, причиной которой послужила Франко-прусская война, и носила гораздо более якобинский и патриотический, чем протосоциалистический характер. Но она оставила после себя могущественный миф для «следующего раза».) В 1889 г., в столетнюю годовщину Французской революции, в Париже был учреждён II Интернационал. И у постоянно увеличивающегося мирового сообщества рабочих появилась перспектива увидеть столь долгожданное пришествие социалистического 1789 г.
Вместе с тем всеобщее или почти всеобщее избирательное право даже при псевдоконституционализме в Германии и Австрии позволяло социалистическим партиям входить в парламент и содействовать реформам, хотя и не «социалистическим», но всё же приносившим пользу рабочим. При подобных обстоятельствах, наконец, сложилось крепкое профсоюзное движение. И эти изменения показали, во-первых, что капитализм может не порождать растущее «обнищание» рабочих, а, наоборот, повышать уровень их жизни, во-вторых, что при проведении парламентской реформы необходимость революции отпадает.
Кризис марксизма II Интернационала достиг наибольшей остроты в противоречивых условиях Германской империи, которая превратилась в европейского индустриального гиганта, оставаясь наполовину «старым режимом». В 1898 г. Эдуард Бернштейн сделал откровенно реформистские выводы из реальной практики германской социал-демократии в течение десятилетия после Эрфурта. Он заявил, что Маркс был неправ насчёт обнищания и развития революционного сознания среди рабочих, и заключил, что в социализме «движение — всё, цель — ничто»[290].
«Ортодоксальное» большинство социал-демократов во главе с Карлом Каутским вполне обоснованно осудили такую позицию как «ревизионистскую». Каутский, впрочем, и сам кое-что пересмотрел, утверждая, что в действительности парламентская демократия стала заключительной стадией логического хода истории и социализма можно достичь посредством выборов. Но следует подчеркнуть: под «социализмом» Каутский имел в виду не то, что сейчас мы понимаем как «демократический социализм» (государство всеобщего благосостояния, обеспечивающее защиту «от колыбели до могилы»), а Марксову максималистскую цель построения «некапитализма». Поэтому ортодоксальную позицию лучше назвать программой «эволюционной революции».
290
Marxism and Social Democracy: The Revisionist Debate, 1896–1898 / ed. and trans. H. Tudor, J. M. Tudor. Cambridge: Cambridge University Press, 1988.