Тем не менее, хотя в определённом смысле возникавшие городские общины интегрировались в феодальную систему, в ряде фундаментальных аспектов они всегда оставались чуждыми ей. В долгосрочной перспективе, как признавали и Гизо, и Маркс, они являлись самыми динамичными элементами средневекового мира, поскольку представляемый ими вид богатства был способен порождать гораздо большую экономическую и политическую мощь, чем манориальное землевладение. Однако на ближайшее будущее сам факт их богатства поставил перед ними и окружающим их миром серьёзную нравственную проблему. Евангелие учило с подозрением относиться к богатству в любой форме, а особенно — к добытому не производительным трудом, а путём ростовщической практики одалживания денег под проценты, которое считалось столь греховным, что заслуживало проклятия. Материальные блага, и в частности их абстрактное выражение — деньги, олицетворяли царство Мамоны, а человек не может служить Богу и Мамоне одновременно. Из-за этого чуть не до середины XVI в. Европу раздирало противоречие между её растущей способностью к созданию богатства и стойким убеждением, что царство Божие — не от мира сего. Особую остроту это противоречие приобрело, когда в сети Мамоны попала церковь, мистическое тело Христово на земле.
Переходя к рассмотрению развития духовной основы средневекового общества, церкви, необходимо подчеркнуть, что постичь её роль, глядя на неё главным образом с институциональной точки зрения, нельзя. Институциональная организация церкви (экклезиология) являлась в первую очередь выражением её теологии, и нам следует предельно серьёзно отнестись к принципам этой теологии, если мы хотим понять её влияние на мирскую сферу[30].
Господствующая в дискурсе социальной науки мода, однако, сильно осложняет задачу. Здесь всё ещё сильно влияние марксизма, который низводит религию до надстройки, чистой «идеологии», опиума для народа, предназначенного для того, чтобы обманом заставить массы смиренно повиноваться эксплуататорскому государству. Недалеко от него ушёл и структурный функционализм, трактующий религию просто как «систему неэмпирических верований», которая даёт «ценностные ориентации», призванные «смазывать» сложные механизмы социальной системы[31].
Воспользуемся снова словами Вебера: все религии не похожи друг на друга, и в зависимости от их доктринального содержания существенно различается их социальное воздействие. Есть религии без трансцендентности (т.е., в сущности, без Бога): конфуцианство, буддизм, синтоизм[32]; лучше всего их, пожалуй, характеризует западный термин «естественная религия». Есть древние политеистические религии (например, индуизм), конвергирующие в универсалистский субстрат бытия, который, однако, также не является трансцендентным. Эта теология взаимодействует с кастовой системой общества благодаря вере в переселение душ — доктрине, делающей статус человека в жизни явлением преходящим, а потому несущественным[33]. Существуют и религии, требующие человеческих жертвоприношений (скажем, верования индейцев Мезоамерики — ацтеков и майя), — несомненно, имеющие весьма специфические социальные последствия. И наконец, есть ближневосточные монотеистические религии (иудаизм, христианство и ислам), которые такими разными, но исторически мыслящими философами, как Гегель и Конт, рассматриваются как высшая форма духовности, поскольку представляют собой веру в абстрактного, трансцендентного и всемогущего Бога.
Помимо общей ключевой идеи три последние религии имеют значительные расхождения в доктринах, институтах и обрядовой практике. Взять хотя бы духовенство: раввины — это учителя, улемы — толкователи Корана, а священники — служители господни, совершающие таинства, которые должны даровать каждому верующему искупление личных грехов и вечное спасение. Короче говоря, священник является наделённым божественной властью посредником между Богом и своей паствой. Ещё одна особенность христианского монотеизма — догмат о Троице, который не раз давал противникам Христианства повод говорить о его скрытом политеизме. Однако для Христиан триединая природа Бога представляет собой неминуемое следствие фундаментального догмата их веры: воплощения божественного логоса в Иисусе, Сыне Божием. Только благодаря этому стало возможно его распятие и воскресение во искупление грехов человечества. А поскольку Бог никогда не оставляет церковь, то его третьим воплощением является Святой Дух, который направляет и хранит «мистическое тело» верующих до Страшного Суда[34].
30
Cm.:
32
Cm.: The Encyclopedia of Religion / ed. M. Eliade. New York: Macmillan, 1987;
33
Cm.:
34
Cm.: