На втором этапе реформы развернулась кампания за повышение статуса белого духовенства, священников и епископов, зачастую обязанных своими должностями покровительству феодалов или императора. С этой целью церковь поощряла деятельность все более пуританских и суровых орденов: в середине XII в. — цистерцианцев и августинцев, в начале XIII в. (в ответ на проблему, представляемую новыми городами) — доминиканцев и францисканцев. Примерно до 1270 г. реформаторское движение шло в авангарде духовного пробуждения и отвечало требованиям священнической чистоты, которые усилиями церкви внушались обществу.
Правда, с первых шагов григорианской реформы стремление искоренить леность и развращённость пагубно сказывалось на самой церкви. Начало этому положил прямой призыв Григория к мирянам восставать против недостойных священнослужителей, повинных в грехе симонии (покупки должностей), пристрастии к роскоши или сожительстве с женщинами. Подобное подстрекательство (по сути, к бунту) встретило наиболее горячий отклик в новых городах Северной Италии и Франции, в динамичной среде которых обмирщение феодализированного духовенства вызывало особое недовольство. Можно сказать, что именно благодаря реформе Григория VII впервые со времён поздней Античности возникло еретическое несогласие с церковью.
В сущности, реформаторы-григорианцы в своём стремлении очистить от грехов мирскую жизнь пытались ввести в светском обществе нечто вроде монастырского устава. Но это означало требовать невозможного от простых верующих, а в долгосрочной перспективе — слишком многого и от самих себя. Аскетичное рвение монахов-реформаторов вряд ли могло сохраняться на том же уровне из поколения в поколение. И когда оно пошло на убыль, попытка церкви христианизировать мир возымела неожиданное следствие, придав более мирской характер ей самой.
Рост количества монашеских реформаторских орденов, наблюдавшийся в XII в., спровоцировал возникновение в ответ ряда еретических течений, общей чертой которых являлось отрицание божественной власти духовенства. Их основной принцип гласил, что недостойные священнослужители не могут совершать подлинные таинства. Выводы из него делались разные: кто-то требовал более радикальных реформ, а кто-то — роспуска духовенства и вообще упразднения церкви, чтобы небольшие группы верующих общались с Богом напрямую с помощью Евангелия (миланская патария, вальденсы или «лионские нищие», альбийские катары).
Кроме того, религиозное инакомыслие вскоре частично слилось с мятежными настроениями коммун XII в. Самый яркий пример такого симбиоза продемонстрировала в середине этого столетия фигура Арнольда Брешианского — соборного каноника (т.е. представителя духовенства), интеллектуала, сведущего в только что появившейся схоластике, и горожанина. В результате неприятностей с церковными властями он в конце концов был приговорён к епитимье в Риме. Современник так описал его программу: «Его [Арнольда] часто слышали на Капитолии и в общественных собраниях. Он уже публично обличал кардиналов, говоря, что их коллегия, со своей гордостью, алчностью, лицемерием и многочисленными пороками, — не Божья церковь, а торжище и воровской притон, пришедшие на смену книжникам и фарисеям среди христиан. Сам папа — не тот, кем должен быть, не преемник апостолов и пастырь душ, а кровожадный человек, удерживающий власть огнём и мечом, мучитель церквей и угнетатель невинных, которого ничто в мире не интересует кроме удовлетворения своих страстей и опустошения чужих сундуков, дабы набить собственный»[38]. Обличение прегрешений духовенства у Арнольда укладывается в традиционное русло и, в сущности, очень похоже на мысли, которые в то же время высказывал Святой Бернар. Но Арнольд сделал из этих мыслей совершенно новый политический вывод. Папа, утверждал он, «столь далёк от апостольства, что ни жизни, ни учению апостолов не следует, почему и не заслуживает ни повиновения, ни почитания, и в любом случае не может пользоваться признанием человек, который хочет наложить ярмо рабства на Рим — средоточие империи, источник свободы и владыку мира»[39]. Иными словами, он призывал к городскому восстанию, которое, в конце концов, и вспыхнуло в неповоротливом Риме, изгнавшем папу и установившем демократическое народное правление. Арнольд добился своего, но инспирированные им события показали, что подстрекательство к внутрицерковному мятежу ведёт и к подрыву феодально-иерархического общества. Поскольку ни клерикальное, ни светское общество, ни священническая, ни имперская власть не могли допустить подобного, Арнольд потерпел поражение от коалиции папы, императора и римской аристократии. Римская коммуна была разгромлена, а её лидер казнён.
38
Цит. по: