Главные заповеди Лютера — sola fide и sola scriptura — суровы и, по крайней мере на первый взгляд, вряд ли способны привлечь широкую публику, а тем более стать лозунгами массового движения. Но это произошло, и в первую очередь благодаря поведению властей в «деле Лютера». Его нападки на индульгенции вызвали такой широкий отклик, что главный местный бенефициарий и верховный начальник Лютера, архиепископ Майнцский, обратился в Рим, дабы тот принял дисциплинарные меры. Рим, обычно не спешивший в подобных делах, на сей раз проявил неожиданную прыть: в 1518 г. Лютеру вынес порицание собственный августинский орден, в Германию направили высокопоставленного кардинала — добиться у Лютера отречения, однако данные действия лишь усугубили кризис. Лютер не захотел молчать и ответил новыми печатными выступлениями. Смерть императора Максимилиана в начале 1519 г. и избрание на императорский престол его внука Карла отвлекли внимание властей, и церковных и светских, от виттенбергского монаха, зато публика жадно поглощала его памфлеты. Заинтересованность народа достигла новых высот, когда охранители правоверия, доминиканцы, спохватившись, попытались приструнить дерзкого выскочку и летом 1519 г. устроили в Лейпциге диспут, выставив против него доктора Иоганна Экка. Дебаты способствовали радикализации позиции Лютера. Главным предметом спора служила власть папы, и Экк спровоцировал оппонента, заставив прямо отрицать её, так же как и власть церковного собора. А когда Экк обвинил Лютера в повторении еретических взглядов Гуса, тот открыто признал их сходство со своими. Теперь виттенбергский монах публично сжёг мосты между собой и матерью-церковью.
Каких сторонников имел Лютер в этот момент кризиса? Самыми первыми к нему присоединились другие недовольные клирики, многие из которых были в какой-то мере готовы воспринять мысль Лютера благодаря господствовавшему тогда в университетах номиналистскому «новому пути» (via moderna). В противоположность «старому пути» (via antiqua) томистов, подчёркивавших способность природного разума познать Бога и Его вселенную, скептически настроенные наследники Оккама настолько умаляли силу природного разума, что верующим оставалось уповать только на веру в познании Бога, который в результате бесконечно отдалялся от человека. Всё это прекрасно подготавливало почву для доктрины sola fide[66]. Сам Лютер также обучался в духе «нового пути», однако к началу пастырской деятельности отверг его, вместе со всей схоластикой, как препятствие постижению Слова Божьего.
Почти столь же сильно взгляды Лютера привлекали адептов христианского гуманизма Эразма Роттердамского, с его апелляцией к авторитету Библии в требованиях реформы церкви, враждебностью к народным суевериям и призывами к более одухотворённой «философии Христа». Гуманистов воодушевила их недавняя победа над противниками-схоластами в «деле Рейхлина» — борьбе за использование при изучении Библии её исходных языков. «Дело Лютера» сначала показалось им новым «делом Рейхлина», которое они могут превратить в очередной триумф Эразмова гуманизма над схоластикой и суеверием. Конечно, они ошибались. И когда со всей очевидностью обнаружились различия между двумя типами реформизма, более пожилые гуманисты остались на стороне своего лидера Эразма, а молодые предпочли Лютера. Ближайшим сподвижником последнего вскоре стал племянник Рейхлина и виттенбергский профессор греческого языка Филипп Меланхтон.
66
Cm.: