Хотя формально подобный порядок сохранял единство империи, так как Реформация по-прежнему исходила из идеи единства церкви и общества, религиозное разделение, узаконенное Аугсбургским миром, фактически раскалывало и государственное устройство. Таким образом, 1555 г. ознаменовался победой местных князей над стремлением Габсбургов к централизации. Усилия, которые всю жизнь прилагал Карл V, чтобы сохранить мир «двух мечей», потерпели крах. Поражение заставило Карла отказаться от императорского престола и австрийских земель в пользу брата Фердинанда. Сам Карл уехал в Нидерланды, передав остальные владения сыну Филиппу.
Эти события, конечно, не означали конца революционного прогресса протестантства. Во второй половине столетия протестантское движение переживёт ещё несколько вспышек, а затем прогремит в середине следующего века Тридцатилетней войной на европейском континенте и пуританской революцией в Англии. Потому у Реформации как революции нет ни термидора, ни, собственно, конкретной даты окончания. Она просто продолжалась в виде «многосерийной» революции, пока в конце XVII в. светское Просвещение не затмило религию в роли главной движущей силы в европейской культуре. И всё же внутри этой longue duree каждый отдельный эпизод Реформации имеет конец, и 1555 г. стал конечной датой первоначальной лютеровской революции: большого прогрессивного скачка 1517–1525 гг. и долгой консолидации конфессионализма в 1525–1555 гг.
Большой вопрос относительно Реформации как революции: почему эта революция остановилась на полпути в 1525 г.? Или, если рассматривать ту же проблему в сравнительной перспективе: почему в Богемии все социальные слои — духовенство, магнаты, рыцари, горожане, ремесленники, крестьяне — объединились в утраквистской революции, а в Германии те же самые слои разделились в самый разгар событий, тем самым внезапно положив конец революционной фазе лютеранства?
Одним из первых над этой проблемой бился Фридрих Энгельс в работе «Крестьянская война в Германии». В своём 1850 г. он рассматривал события 1525 г. сквозь призму другой неудавшейся германской революции — 1848 г. С точки зрения Энгельса, Реформация стала «раннебуржуазной революцией», а провалилась, потому что, когда движение обратилось к неизбежно необходимому насилию, «умеренные либералы» во главе с Лютером предали протопролетарский плебс под предводительством Мюнцера. Тот же сценарий с другими актёрами он увидел в 1848 г. Взгляды Энгельса на события 1848 г. (но не 1525 г.) сходны с выводом Билефельдской школы XX в., что Германия пошла к современности «особым путём» (Sonderweg) как раз из-за «провала демократической революции» 1848 г.[98] А если Германия пережила две неудавшиеся революции, не значит ли это, что над её национальной судьбой тяготеет некое «проклятие консерватизма»[99]? Так или иначе, всё равно остаётся вопрос: почему в обоих случаях неудачных революций немецкие умеренные не заключили пакта с плебейской чернью, как сделали им подобные в Богемии в XV в., а также в других местах позже?
Такой исход обусловлен многими причинами. Наиболее очевидная из них: размах плебейского насилия в 1525 г. заставил все прочие элементы общества сплотиться с целью его подавления. Не менее очевидно, что брат императора и регент Фердинанд, князья, некоторые из свободных городов вместе с новой и старой церковью имели превосходство в силе и институциональной легитимности над бродячими крестьянскими бандами. Но сравнение с гуситской Богемией раскрывает ещё более широкий спектр причин.
Во-первых, фактор удачи и личности. Томас Мюнцер не был Яном Желивским — человеком, обладавшим, при всём своём необузданном фанатизме, истинно лидерскими качествами и организаторскими способностями. Точно так же в рядах немецкого рыцарства не нашлось Яна Жижки, в лице которого немецкие Schwarmer обрели бы собственный светский «меч». Франц фон Зиккинген и Гёц фон Берлихинген — всего лишь мелкие кондотьеры. Ещё одно отличие заключается в том, что Лютер, харизматичный пророк германского движения, в отличие от Гуса, оставался в живых. При поддержке большинства церковных реформаторов он нарочито лишил восстание моральной легитимности, санкции Слова Божьего. В памфлете «Против разбойных и грабительских шаек крестьян», написанном в весьма суровых выражениях, Лютер напомнил заповедь Святого Павла: «Каждый да повинуется власти». Тем самым он всецело одобрил военные репрессии со стороны князей. В эпоху, когда Закон Божий служил для человека высшим законом, такой «идеологический» или культурный фактор имел огромное значение.
98
См., напр.:
99
Эта точка зрения высказывалась в различных формах. См., напр.: