Во-вторых, на сцену выступают структурные факторы, начиная с новой теологии Лютера. Реформатор так яростно осуждал крестьян, поскольку справедливо подозревал, что их движение тяготеет к Мюнцеровой программе оправдания разрушением, а в его глазах подобная милленаристская пародия на Слово имела не менее сатанинскую природу, чем римский Антихрист. Короче, для Лютера в борьбе с крестьянами на кону стояло, ни много ни мало, будущее дела Божия в мире сем. Отрекшись от крестьян в 1525 г., Лютер начертал границу, за которую его Реформация не выйдет, дабы не впасть в ересь. И эта граница проходила между церковью, сосуществующей с обществом, то есть старым «христианским миром» в новой форме, и сектантским раздроблением единой церкви на основе мнимого вдохновения Святым Духом. Разумеется, князья и городские магистраты придерживались такого же взгляда на нерушимое единство церкви и общества. Хотя крестьяне разделяли кооперативно-ассоциативное представление о «хорошем» обществе, требуемая ими радикальная деконструкция церкви практически вела к её полной локализации и сектантскому сепаратизму.
В результате всех этих факторов в Германии не получилось Табора — только такие злополучные вспышки плебейского движения, как в Мюльхаузене в 1525 г. и особенно в Мюнстере в 1536 г. Не сложилось и ничего похожего на плебейско-патрицианский альянс Табора и Праги. На этот счёт Энгельс прав. Хотя он совершенно не понимал Мюнцера, поскольку не мог воспринимать его религиозные мотивы всерьёз, зато верно подметил, что система политических альянсов управляет революционным процессом. Реформация как революция была прервана из-за невозможности расширить её систему альянсов до включения туда самого радикального и демократического элемента. Любое революционное движение, которое преступает границы своего радикального потенциала, нуждается в союзе с плебсом, противоречащем естественным правилам политики[100]. В Богемии летом 1419 г. жгли монастыри, но это не примирило крупных магнатов и Прагу с императором Сигизмундом. Кромвелевская «армия нового образца» кишела демократами — левеллерами и индепендентами, но это не помешало её четырёхлетнему сотрудничеству с пресвитерианским парламентом из представителей высших классов. В августе 1789 г. во Франции горели замки, но это не затормозило реформаторской деятельности Законодательного собрания, не толкнуло его к Людовику XVI, а юристы-якобинцы не побоялись поднять парижских санкюлотов против всех врагов республики. Таким образом, главное объяснение неудачи в Германии заключается в следующем: лидеры чешского, английского и французского гражданского общества чувствовали, что им следует больше опасаться вооружённой силы прежнего повелителя, нежели плебейского буйства, а германские князья и городские магистраты видели более серьёзную угрозу со стороны сорвавшегося с цепи «простого человека», чем со стороны государя-императора. Реформация-революция против «первого сословия» так и не вышла за пределы этой основной цели, поскольку обладатели светского «меча» боролись за сохранение и расширение своих традиционных позиций.
Но удалось ли полностью убрать духовный «меч»? В конечном счёте лютеранская Германия осталась миром, где церковь и община продолжали сосуществовать нераздельно. Разумеется, духовный «меч» затупился, а светский, хотя бы на местном, если не на имперском уровне, приобрёл гораздо больше могущества, чем раньше, обеспечив себе право вмешиваться в церковные дела куда сильнее, нежели допустил бы Рим до 1517 г. Всё это означало для церкви существенное снижение авторитета и утрату мирского владычества. Тем не менее лютеранский пастор ещё не стал просто одним из лиц свободной профессии, хотя как человек с университетским образованием формально принадлежал к данной категории. Он имел призвание (Beruf), более высокое, чем обычное мирское призвание, которое, с точки зрения Лютера, должны исполнять все верующие. Его служба (Amt) состояла в том, чтобы проповедовать спасительное Слово Божье, это отделяло пастора от обычного христианина и возносило над ним. Несмотря на пониженный статус, протестантское пасторство осталось некой клерикальной кастой, напоминающей старое «первое сословие». Так что и в этом отношении Реформация-революция не имеет окончательного завершения.