Кто же в целом выиграл и проиграл в германской Реформации как революции? Из первоначального революционного всплеска победителями вышли городская верхушка на юге и местные князья в других регионах, особенно в центре и на севере. Главным проигравшим в этой фазе стал «простой человек». Однако в период консолидации, когда религиозные вопросы решались военным путём, города, при всей крепости их стен, не могли соперничать с князьями и все чаще терпели поражение. Впрочем, наибольшие потери в обеих фазах понесла церковь. Такие крупнейшие церковные владения, как Кёльн и Вюрцбург, сумели выжить ценой уступок княжеской гегемонии, но в прочих местах духовный «меч» сильно ослабел. Вообще так или иначе проиграли и император, и церковь, и города, и, конечно, «простой человек», а больше всего выиграли местные князья.
В итоге германскую Реформацию можно назвать первой «прерванной революцией» (revolutio interrupta) в периодичном европейском революционном процессе. Она представляет собой первый пример одного из главных вариантов базовой модели полной европейской революции, сложившейся в гуситской Богемии. Как мы увидим далее, этот вариант будет в основном характерен для Центральной Европы, особенно в 1848 г.
4. Гугенотская Франция, 1559–1598
Дайте мне древесину, и я пошлю вам стрелы.
Париж стоит мессы.
Со второй половины XVI в. августинианская теология кальвинизма и его революционная пресвитерианская экклезиология стали движущей силой протестантства в Европе, распространяясь из кальвинистской Женевы на восток в Польшу и Венгрию, на север в Нидерланды, Шотландию и Англию, а в следующем столетии и в британские колонии Северной Америки. В лютеранской Германии эта «вторая Реформация» приобрела такой важный оплот, как Пфальц, новое вероучение даже принял в качестве своей религии правящий дом Пруссии, которая в конечном счёте превратится в самое значительное из германских государств[101].
Однако первого и на некоторое время наиболее заметного успеха «реформатская» церковь, как она сама себя называла, добилась на родине Кальвина — во Франции. С 1555 по 1562 г. кальвинистская доктрина проникла во все социальные классы, от знати и интеллектуалов до ремесленников и крестьян. Более того, в 1559–1562 гг. религиозный вызов совпал с системным кризисом монархического централизма, благодаря чему возникло базовое сочетание, которое в Нидерландах в 1556 г. и в Англии в 1640 г. породило настоящую революцию. Религиозное инакомыслие в пору своего расцвета охватывало до 10% населения[102], в других революционных ситуациях, в частности при голландском восстании, такой критической массы хватало, чтобы меньшинство возобладало в обществе. Но, несмотря на подобную динамику, кальвинизм потерпел во Франции сокрушительное поражение, его революционный потенциал рассеялся за тридцать лет гражданской войны. Отсюда возникает большой вопрос: почему сила столь парадоксально привела к провалу? И что говорит нам этот провал о динамике европейской революции в целом?
Увы, такие вопросы отнюдь не занимают центрального места в историографии «французских религиозных войн», как обычно именуется интересующий нас период. Так же как в работах о Реформации и гуситах, историки сначала сосредоточились на проблеме религии, в данном случае — поиска конфессиональной идентичности меньшинством современных французских протестантов. Их усилия увенчались выходом многотомных трудов Пьера Эмбара де ла Тура и Эмиля Думерга — перед этими двумя классиками в долгу все последующие авторы[103]. Вторым главным стимулом исследований служил патриотический интерес французов к становлению французского государства, для которого войны являлись досадной помехой. Такое направление задано в соответствующих томах классической «Истории Франции» Эрнеста Лависса[104], по сей день представляющих наиболее подробный рассказ о событиях того времени. Но серьёзнейший поворот в его интерпретации произвела школа «Анналов». Один из основателей журнала Люсьен Февр положил начало современным внеконфессиональным исследованиям религии XVI в. в её социальных и культурных аспектах[105]. Позже ещё один представитель школы, Эммануэль Ле Руа Ладюри, оживил традиционный взгляд на религиозные войны с точки зрения формирования государства, дополнив его анализом социальной, экономической и демографической истории[106]. Акцент на собственно религиозную сторону событий, характерный для работ Февра, нашёл продолжение в более углублённой форме в нескольких книгах Дени Крузе, по мнению которого обе стороны конфликта буквально считали себя «воинами Господними»: гугеноты — солдатами нового священного завета, католики — крестоносцами, защищающими святую землю от неверных[107].
101
Лучший обзор кальвинизма как европейского движения см.:
102
Оценки расходятся. Роберт Кингдон, ссылаясь на гугенотские источники, приводит цифру 15%, или 3 млн чел. из 19-миллионного населения:
103
104
106
107