Собственно, политико-религиозные движения конца XVI в. вообще ознаменовали зарождение «партии» в современном смысле или, по крайней мере, в одном из современных значений этого слова. Конечно, традиционно принято считать, что впервые современные политические партии появились в Англии в лице вигов и тори во время «Кризиса исключения» при Карле II. Но даже эти рыхлые, слабо структурированные, узко элитарные группировки имели конфессиональный оттенок: первые выступали за терпимость к диссидентам, вторые веровали в божественное право монархии и религиозную монополию англиканской церкви. Французские гугеноты и позднее, как мы увидим, голландские «гёзы» представляли собой гораздо более внушительную силу, с широкой опорой в народе и большим военным потенциалом. Таким образом, если вигов и тори можно рассматривать как предшественников современных политических партий, которые мирно конкурируют за власть, то политико-религиозная партия XVI в. — предтеча более воинственных современных политических образований: английских пуритан, французских якобинцев, российских большевиков[115]. В последующих главах эта сложная тема будет раскрыта подробнее.
На данный момент сказанного достаточно для описания того, как впечатляющая организация гугенотов, вкупе с энтузиазмом верующих, способствовала успешному насаждению «богоугодного» управления на значительной части территорий Франции. Основная схема была следующей: как только город с немалым кальвинистским элементом получал военную защиту со стороны дворянства, католических чиновников там убирали, новые пасторы очищали церкви от «идолов», и рождалась новая устойчивая гугенотская «республика». По аналогичному сценарию в 1572 г. будут действовать «морские гёзы» в Зеландии и Голандии. В число важнейших гугенотских республик, созданных таким образом, вошли Ла-Рошель, Монтобан и Ним. Вместе с многочисленными мелкими опорными пунктами кальвинизма, особенно в Севеннских горах, они образовали полумесяц, который простирался от провинции Пуату на западе вдоль долины реки Гаронна, через Лангедок и до провинции Дофине на востоке. Париж с самого начала являлся бастионом католичества.
В ходе религиозных войн гугеноты все больше терпели поражение в северных и восточных частях страны и в основном стекались в пределы своего южного «полумесяца». Каковы же причины подобного географического распределения? Юг во многом отличался от остальной Франции, кое-кто мог бы даже утверждать, что здесь проживала особая национальность. Южане говорили на собственном языке — лангедокском (ныне именуется окситанским), пользовались римским, а не обычным (или общим) правом, которое применялось в северных регионах языка «ойль» (диалекты центральной и северной Франции в средние века). Монархия Капетингов силой аннексировала их земли в XIII в. в результате Альбигойских войн. И хотя те времена давно канули в прошлое, южный регион по-прежнему оставался наиболее обособленным от Парижа по сравнению с остальными частями королевства. Так уж сложилось, что северные края, где доминировали католики, дольше и теснее интегрировались в королевский домен, нежели южные. В сущности, на кальвинистском юге начинали формироваться «Соединённые провинции» с перспективой последующего отделения, по образцу северных нидерландских провинций. Но, в отличие от габсбургских Нидерландов — относительно молодого государства, во Франции уже существовало слишком сильное чувство общей идентичности под эгидой древней Капетингской монархии, чтобы подобное решение стало возможным. А следовательно, патовая ситуация сохранялась.
По завершении первой войны 1562–1563 гг. наступило десятилетие относительных успехов движения гугенотов под руководством адмирала Колиньи. В 1567 г., накануне второй войны, они осмелели настолько, что снова попытались захватить Екатерину Медичи и короля в Мо, отчасти ради самозащиты, но вместе с тем и в надежде победить в противостоянии одним решающим ударом. В сущности, на протяжении всего периода религиозных войн захват монархии — путём наложения рук на королевскую особу, обращения короля в свою веру, приобретения большинства голосов в его совете или, наконец, благодаря наследованию, по мере того как представители династии Валуа умирали один за другим, — являлся ключевой целью и гугенотской, и католической политико-религиозных партий. Метод воздействия посредством Генеральных штатов, дабы ограничить власть монарха или вырвать у него уступки, от случая к случаю использовался, но всегда имел второстепенное значение. Посему монархия, даже находясь в самом слабом положении со времён Столетней войны, оставалась центральным объектом политического соперничества, главным призом в борьбе за власть над королевством.
115