Но повторять свои идеи они оба решительно отказались. Пока я думал, что сказать на такое, вмешался Тигран:
— Оба вы — глупцы! На них же морские разбойники нападали, а Саркат тот корабль сжёг специальной смесью[49]. Помните? Часть разбойников при этом утонула, ещё часть перебили, а несколько пленили! Так вот, среди грабителей, что на море, что на суше, нередко женщины встречаются. Их, наверное, и пленили.
Те облегчённо переглянулись. В этом времени участь пленниц не вызывала сомнений ни у кого. Да и вспомнить мать моего Русы… Ладно, сейчас другое важно.
— Речь не о том! Родичи опять подрались, хотя могли подождать и спросить у старших. У меня или хотя бы у Тиграна! — так я снова подчеркнул, что брат мой — не «рядовой состав», а «заместитель командира». — А мы должны держаться друг да друга не только как родичи, но и как химики. Сами видите, мало нас.
Идея корпоративной и профессиональной солидарности явно встретила понимание. Тут кузнецы, гончары, шорники и прочие мастера могли собачиться между собой сколько угодно, но всё равно крепко держались вместе против остальных.
— Так что вы наказаны. Идёте сегодня «на балкон», упаривать мочу.
Те приуныли, занятие унылое, не почётное и вонючее. Да к тому же и опасное. В «продукт жизнедеятельности» мы добавляли немного негашеной извести, чтобы связать мочевую кислоты и другие похожие соединения, а заодно прекратить жизнедеятельность большинства бактерий. А потом всё это добро попадало в аналог перегонного аппарата. Приёмник не просто охлаждался холодной водой. Она через него брызгала, как из душа, что снижало уровень вони с отвратного до «просто неприятного». Но холодной воды для этого требовался не один кубометр, вот и приспособились мы проводить процесс на своеобразном «балконе» над рекой. Там и воду из реки черпать намного проще, и запахи уносятся в сторону почти постоянно дующим ветерком.
Так что к низкому статусу и неприятности этой работы добавлялся и изматывающий физический труд. А сегодня это было особенно обидно, потому что я собирался вести обжиг, позволяющий получить соду.
Я сидел в уголке, стараясь молчать и «не отсвечивать». За последние две недели мой язык несколько раз «поспевал вперёд ума» и доставлял проблемы роду Еркатов — речных. Первый раз был с той сказкой.
— Какого чёрта ты сказал, что чужаки умели из «свинского железа» доброе делать?! Да ты знаешь, сколько этого хлама у нас скопилось? — бушевали попеременно оба деда. — Что глаза вылупил? Не знал, что «свинское железо» не только печи рушит, но и тихо сидеть может?! Так спросил бы с своих этих… «химиков»!
В этот раз название моей специальности Гайк выплюнул как грубое ругательство. А Тигран пояснил. Оказывается, чугун не только при испорченных плавках получался. Крицы были сильно неоднородны. В одном месте хватало «свинского железа», дальше шла сильно науглероженная, но уже сталь. Как я понял, еще где-то получалась малоуглеродистая сталь, а в отдельных местах — чистое железо.
Потому крицы как-то делили на части, потом некоторое время обстукивали то ли просто холодными, то ли нагрев, но не очень сильно, именно на этой стадии из кусков крицы в буквальном смысле «выколачивались» и отделялись чешуйки и осколки чугуна. И за половину тысячелетия набралась бы огромная куча «свинского железа», если б его так же постепенно не съедала ржавчина. Ржавчину эту, оказывается, собирали, прокаливали, получившуюся окалину дробили и использовали для плавок металла. Так что — не один я такой умный. Некоторое подобие синтеза «черного камня» и предки знали.
Почему же он не выручил их? Просто ржавчины получается тем меньше, чем остаётся чугуна в куче, а пополнение этой кучи уменьшалось по мере сокращения числа плавок.
Причём отделение чугуна от крицы было только началом. Затем уже грели и долго перековывали, постепенно удаляя шлак и окалину, и делая продукт равномерным.
49
Так интерпретировал ГГ эпопею с нападением на остров пиратов. Пушки и торпеду он, по понятным причинам, изъял из рассказа. Заменил на зажигательный снаряд.