Это короткая, но весьма насыщенная офисами знаменитых газет улица. Сотрудник вечерней газеты воспринимает Флит-стрит несколько иначе, чем сотрудник утреннего издания. Первый видит ее, когда солнце висит над Бувери-стрит и когда Грифон[12] и купол собора Святого Павла покрыты позолотой утреннего света, тогда как второй прибывает на Флит-стрит гораздо позже, когда солнце ползет к закату над Шу-лейн и день уже клонится к вечеру. Оба они в огромной степени зависят друг от друга. Придя на работу, сотрудники вечерних газет первым делом читают утренние, а сотрудники утренних газет читают вечерние. Флит-стрит напоминает змею, которая всегда старается проглотить собственный хвост.
Будучи давним и постоянным читателем как вечерних, так и утренних газет, могу с уверенностью утверждать, что Флит-стрит полностью раскрывает себя только в тот короткий, но патетический миг, когда жизнь на ней замирает и иссякает транспортный поток, текущий в дневные часы в направлении Ладгейт-Серкус. В это время выходит на промысел огромная популяция котов, а тротуары сотрясает шум ротационных прессов — своеобразный пульс Флит-стрит. В эти короткие часы улица вызывает такое же умиление, как лицо спящего человека. Еще в пору романтической юности я догадывался о том, насколько жестокой может оказаться Флит-стрит, и всегда ее немного побаивался, особенно в моменты очевидного триумфа. Знал я и о ее весьма опасной привлекательности. К ней невозможно относиться равнодушно: либо вы ее любите, либо ненавидите. Впрочем, порой едва успеваешь заметить, как одно из этих чувств переходит в другое. Эта улица может щедро вас наградить, а в следующий момент (пусть по отношению не к вам, а к кому-то другому) она поведет себя грубо, жестоко и бессердечно. Иногда я уходил с Флит-стрит только на рассвете, и тогда мне казалось, что ее сточные канавки заполнены надеждами и устремлениями многих, гораздо более достойных, чем я, людей.
Посмотрев на сегодняшнюю Флит-стрит, а потом на гравюры в печатных изданиях шестнадцатого и семнадцатого столетий, не веришь собственным глазам; а ведь когда-то это была улица высоких деревянных домов с нависающими друг над другом живописными террасами — именно такую Флит-стрит знал Исаак Уолтон. Но, заглянув в многочисленные переулки и дворики, вы с восхищением обнаружите, что колорит прежней эпохи сохранился хотя бы в названиях — Плам-Три-корт (Двор сливового дерева) или Хэнгинг-Сорд-элли (переулок Висячего меча). В Невилс-корт на Феттер-лейн (теперь, увы, полностью разрушенной бомбардировками) сохранилось несколько красивых домов с прилегающими к ним садами. Я часто думал, что следовало бы запретить порочную практику сдачи в аренду этих домов и отреставрировать их так, чтобы мы смогли наглядно представить, как выглядела эта часть Лондона во времена, когда окрестности Флит-стрит были жилыми. Один из этих домов уцелел до сих пор — дом доктора Джонсона на Гау-сквер. Как и все прочие районы Лондона, где бурлит жизнь, Флит-стрит постоянно меняется. Когда я впервые здесь побывал, на Ладгейт-Серкус практиковал френолог, объяснявший значение каждой неровности черепа. Неподалеку от Шу-лейн дворец из стекла и стали уничтожил несколько старых, весьма интересных магазинчиков, в том числе и маленькую столовую, где, прямо у выходившего на улицу окна, в шипящих сковородах жарили восхитительные сосиски. К полудню этот запах достигал печально известного Грифона. Там находился и отель «Андертон», в котором я однажды заночевал, зная, что это одна из средневековых лондонских гостиниц (когда-то она звалась «Хорн»), олицетворяющих собой давно минувшие времена. Да, многое изменилось, но, когда вы приближаетесь к этому району с севера, перед вами, как и прежде, открывается превосходный вид на собор Святого Павла в обрамлении Флит-стрит.
Было бы весьма утомительно перечислять имена всех знаменитостей, которые имели отношение к этой многолюдной улице; впрочем, одно из них затмевает все остальные. Это Сэмюел Джонсон — высшее божество Флит-стрит.
Когда все те, кто когда-либо работал на Флит-стрит, окажутся забыты, созданный Босуэллом величественный образ старого доктора будет осенять своим присутствием эту улицу. Его тень будет падать на почтовые ящики Флит-стрит и камни ее мостовой. Я пошел на Гау-сквер, где стоит построенный в эпоху королевы Анны симпатичный дом из красного кирпича. В этом доме Джонсон провел около десяти лет своей жизни. Я почти не сомневался в том, что дом закрыт, поскольку слышал, что он был практически полностью разрушен во время налетов.
12
Памятник на месте старинных ворот Темпл-Бар, увенчанный грифоном — геральдической эмблемой Сити. —