Именно об этом мне и хотелось бы поговорить: объяснить, почему уголовное право играет такую важную роль, а также показать, что мы понимаем его совсем неправильно.
Для начала позвольте немного рассказать о себе. Я барристер по уголовным делам. Ничем особо не примечательный. Про дела, которые я веду, вы вряд ли услышите в новостях. Я обычный, специализирующийся на всякой мелочи младший адвокат, который однажды, возможно, будет представлять ваши интересы в суде, если вам вдвойне не повезет – то есть если вы окажетесь обвиненным в каком-нибудь рядовом уголовном преступлении и одновременно не будете иметь возможность нанять себе кого-то получше.
Я «младший» барристер в том же самом плане, в котором эта приставка применяется к нашим врачам[3]. Она не столько указывает на юный возраст, сколько применяется ко всем барристерам, начиная от стажеров (или «практикантов», как их зовут на юридическом жаргоне) и заканчивая боевыми орлами с проседью в волосах, которым пока еще не посчастливилось получить звание королевского адвоката (подобной чести удостаиваются самые выдающиеся в наших рядах).
Хочется, однако, надеяться, что наши пути все-таки никогда не пересекутся. Если же это случится, то могу сказать наверняка, что, как и в случае с могильщиком или медсестрой в КВД (кожно-венерологический диспансер), размахивающей перед вами ватной палочкой, произойдет это в один из худших моментов вашей жизни. Наш брат кормится человеческими невзгодами, а уголовное право – мерзкий недоразвитый двоюродный брат других, куда более утонченных и цивилизованных направлений права.
Уголовное право – мерзкий недоразвитый двоюродный брат других, куда более утонченных и цивилизованных направлений права.
Роль, отводимая барристерам в этих страданиях, как я понял, мало кто толком понимает. Вина за это лежит главным образом на нас самих. Для профессиональных адвокатов мы невероятно паршиво объясняем род своих занятий. Если вкратце, то барристер уголовного права в первую очередь является адвокатом, ведущим различные уголовные дела в суде – как правило, в суде присяжных, – представляя при этом интересы защиты или обвинения. На практике же для этой работы также требуются навыки соцработника, семейного психотерапевта, манипулятора, переговорщика, личного водителя, спонсора проезда на общественном транспорте, бухгалтера, няньки для склонных к самоубийству, поставщика кофе, запасного папы с мамой в одном лице, а также, как это однажды случилось, человека, вынужденного сообщить заключенному о том, что у его подружки нашли гонорею, – даже не знаю, можно ли как-то назвать подобную «должность».
Моя повседневная работа разносторонняя и хаотичная. Чаще всего я выступаю в качестве обвинителя или защитника на суде присяжных, однако порой бывают дни, напичканные другими, более быстрыми слушаниями: отказ в предоставлении залога для подозреваемого в поджоге – тут; попытка еще больше смягчить приговор на заключительных слушаниях по делу торговца героином – там. Я то веду свои собственные дела, то замещаю коллег, застрявших где-то еще.
Каждую секунду каждого дня я имею дело с непредсказуемой, иррациональной, настоянной на адреналине суматохой, в которой единственной определенностью является полная неопределенность. Слушания и судебные разбирательства наслаиваются по времени друг на друга, неожиданно откладываются либо объявляются из ниоткуда в самый неподходящий момент, из-за чего попросту невозможно наверняка сказать, чем именно и где ты будешь заниматься через четыре часа. Кости ноют, кожа на туфлях стирается за пару месяцев, а плечо невыносимо устает и болит от того, что постоянно таскаешь на нем набитый бумагами, книгами, а также париком и мантией портфель между разными залами суда, а также из одного города в другой. Ты привыкаешь к забрызганной кровью подноготной жизни других людей; тебя нисколько не трогает обыденность очередного «рядового» ножевого ранения; у тебя не вызывает никаких эмоций бесконечная череда сексуального насилия. Ты в лучшем случае член семьи на полставки или ненадежный товарищ, который должен забывать про выходные, свадьбы и похороны по первому требованию судьи. Если я не задерживаюсь на работе, то прихожу домой в восемь вечера, а если задерживаюсь – то на следующее утро. Добавьте ко всему еще и «преимущества» самостоятельной занятости – вечное отсутствие какого-либо намека на стабильность, страх остаться без работы, отсутствие оплачиваемых больничных, отпускных или пенсии, тот факт, что работа государственным адвокатом в пересчете на потраченные часы может оплачиваться в итоге ниже минимальной заработной платы, – и становится понятно, почему уголовная адвокатура во многих смыслах ассоциируется с невыносимым существованием. И вместе с тем в ней есть нечто чрезвычайно особенное.
3
В Англии все врачи после получения диплома и до получения звания консультанта называются младшими – среди них много тридцати- и сорокалетних, так как путь до консультанта очень долгий.