Они остаются сухими даже в самый сильный ливень: прислуга бегает за своими неугомонными подопечными, держа над их головами зонтики, да и многие слишком белые, чтобы промокнуть. Представьте себе вымокших до нитки Уинстона Черчилля, Колина Пауэлла, Кондолизу Райс или Одинокого рейнджера, и поймете, о чем я.
В бесконечно тянувшиеся летние дни, когда мне было восемь, отец придумал занять мой ленивый ум изощренной подготовкой к мажорной школе. Пока я сидел на корточках в воде и высаживал рис, отец нависал надо мной и бубнил, что приходится выбирать между евреями в Санта-Монике и язычниками в Холмби-Хиллз. Потом стал цитировать выдержки из исследования о том, что черные дети, которые учатся вместе с белыми детьми любой религиозной принадлежности, «достигают большего», а потом перескочил на сомнительное исследование, что черным было «лучше» во времена сегрегации. Я так и не понял его определения «лучше» и почему он не отправил меня учиться ни в Интерчендж, ни в Хаверфорд-Медоубрук. Наверное, для отца был слишком дорог проездной на электричку.
Я смотрел на этих ребят, сыновей и дочерей музыкальных и киномагнатов, выходивших из современного школьного знания, и вдруг понял, что, будучи единственным учеником папиной домашней школы полного цикла, я получил самое что ни на есть сегрегированное образование, свободное от необходимости посещать общественный бассейн, есть домашнее фуагра и лицезреть американский балет. И хотя я пока не приблизился к ответу на вопрос, как спасти урожай мандаринов сацума, уже примерно представлял себе, как сегрегировать школу, которая, несмотря на все намерения и цели латиносов, оставалась негритянской во всех смыслах. Я ехал домой, а в голове все время всплывал отцовский голос.
Когда я вернулся домой, Хомини стоял во дворе под большим бело-зеленым зонтиком, впечатав босые ступни в мокрую траву. С тех пор как я согласился сегрегировать школу, он стал более старательным работником. До Джона Генри[131] ему, конечно, было охрененно далеко, но если что-то на ферме вызывало его интерес, он даже мог проявить инициативу. В последнее время он оберегал мое мандариновое дерево. Мог часами стоять возле него, отгоняя птиц и жуков. Сацума навевала ему воспоминания о дружной жизни на киностудии. Как он боролся с Уизером на пальцах. Как треснул по башке Толстяка Арбакла[132]. Как они играли в «Правду или действие» — проигравший должен был пробежать через съемочную площадку Лорела и Харди[133]. Мандарины сацума Хомини открыл для себя во время перерыва на съемках эпизода «Вот Париж, а там аббат»[134]. Почти вся группа сидела на съемочной площадке за столом для закусок, поедая кексы и запивая их крем-содой. Но в тот день на съемки пришли владельцы южного кинотеатра, и студийное руководство, которое желало подлизаться к кастовой системе, запрещавшей прокат фильмов с одновременным участием цветных и белых детей, попросило Гречиху и Хомини поесть в компании статистов-японцев, которых после облав на иммигрантов тридцать шестого года начали звать на роли мексиканских бандитов. Статисты угостили детей совсем не американской лапшой соба и мандаринами сацума из Страны восходящего солнца. В отличие от арбузов, горьковато-сладкие мандарины хорошо перебивали во рту у мальчишек трагикомическое арбузное послевкусие от съемок. В конце концов, и Гречиха, и Хомини включили в свой контракт: на съемочной площадке — только сацума. Никаких клементинов, танжеринов или танжело. Потому что после многочасового кривляния ничто так не восстанавливает чувство собственного достоинства, как сочный сацума.
131
Джон Генри (John Henry) — мифологический народный герой США, темнокожий рабочий-путеец, победивший в соревновании с паровым молотом, но погибший от истощения.
132
Роско Конклинг «Толстяк» Арбакл (Roscoe Conkling «Fatty» Arbuckle, 1887–1933) — американский актер немого кино, комик.
133
Стэн Лорел и Оливер Харди (Stan Laurel & Oliver Hardy) — американские киноактеры, комики, одна из наиболее популярных комедийных пар в истории кино.
134
Детский стишок с намеком, что у кое-кого задралась юбка и торчат трусы:
I see London, I see France I see _____’s underpants!