— Фой, ты как?
— Не прикасайся ко мне! Это война, и я знаю, на чьей ты стороне!
Я посторонился. Фой, продолжая бормотать что-то про заговоры и преследования, отряхнулся, а потом решительно направился к машине, словно покидая осажденные Филиппины. Дверь «крыло чайки» его классического спорткара открылась. Перед тем как сесть за руль, Фой замешкался, надевая очки-«пилоты», и по-генеральски произнес:
— Я еще вернусь, ублюдок! Клянусь!
Девочка на втором этаже надо мной закрыла окно и вернулась к микроскопу: мелко моргая, она навела фокус на стеклышко, покрутила его, а потом записала выводы в тетрадь. В отличие от нас с Фоем она воспринимала жизнь как есть, зная, что в Диккенсе бывает всякое, даже то, чего не бывает.
Яблоки и апельсины
Глава семнадцатая
Я фригиден. Не в том смысле, что не испытываю сексуального влечения, а в том отвратительном понимании, когда мужчины в знаменитые «свободной любовью» семидесятые проецировали собственные сексуальные проблемы на женщин, обзывая их фригидными или «снулыми рыбами». Я самая снулая рыба, какая бывает. Я трахаюсь как гуппи, всплывшая на поверхность кверху брюхом. В тарелке со вчерашним сашими и то больше жизни, чем во мне. Так что в тот день стрельбы и апельсиновых покушений я лежал на кровати без движения, а Марпесса терлась о мой лобок своей pudenda[148], засунув мне в рот язык, подозрительно отдававший терпкостью сацумы. Я пристыженно закрыл лицо руками, потому что трахнуть меня — все равно что возбудить мумию Тутанхамона. Когда я так себя вел, Марпесса никогда не притворялась: она дергала меня за уши, мяла меня, колотила по мне, как по выброшенной на берег китовой туше, вымещая свою злость, и мне хотелось, чтобы этот матч-реванш никогда не кончался.
— Ты хочешь сказать, что мы снова вместе?
— Я подумаю над этим.
— Ты не могла бы думать чуть побыстрее и немного правее, пожалуйста. Да, вот так.
Марпесса единственный человек, который сумел поставить мне диагноз. Даже отец не раскусил. Если я путал Мэри Маклауд Бетьюн[149] с Гвендолин Брукс[150], отец восклицал: «Ниггер, я, блин, вообще не понимаю, что с тобой за хуйня!» — и в мое лицо летел 943-страничный том «БДСМ IV (Болезни диссоциативно-сексуальной мнительности у черных, четвертое издание)».
А Марпесса разобралась. Мне было тогда восемнадцать. Двумя неделями раньше я сдал экзамены за первый семестр. Мы с Марпессой сидели в гостинице. Она листала БДСМ IV в старых пятнах моей крови, я лежал в своей обычной посткоитальной позе, свернувшись калачиком, как испуганный броненосец, и проливал слезы неизвестно почему.
— Вот, я нашла, что с тобой, — сказала она и прилегла рядом. — У тебя нарушение привязанности.
И почему людям надо стучать по книге, когда они правы? Вполне достаточно чтения вслух. Совершенно необязательно самодовольно тыкать пальцем.
— Нарушение привязанности. Неадекватное социальное поведение, сопровождающееся состоянием тревоги и связанное с проблемами личностного роста. Первые признаки наблюдаются примерно в возрасте пяти лет. Как следует из пунктов 1 и/или 2 ниже, НП может тянуться годами, продолжаясь и в зрелом возрасте.
1. Хроническая неспособность сформировать адекватный возрасту эмоциональный отклик или инициировать привязанность в моменты социализации (например, когда реакция ребенка или взрослого на родителей, воспитателей или чернокожих возлюбленных представляет собой смесь приятия, отторжения и избегания утешения. Может проявлять сдержанную подозрительность).
В популярном пересказе: ниггер морщится и шарахается от малейшего прикосновения. Обливается то холодным, то горячим потом. У него практически нет друзей. Он или смотрит на вас так, словно вы спустились с небес, или плачет как баба.
2. Размывание привязанности. Выражается в неразборчивой социализации при одновременной неспособности к избирательности и тесным отношениям с чернокожими и др. (например, чрезмерная фамильярность с малознакомыми людьми и неизбирательность в выборе объекта привязанности).
149
Мэри Маклауд Бетьюн (Bethune, Mary McLeod, 1875–1955) — афроамериканская общественная деятельница, педагог.