Именно поэтому я был несколько удивлен, услышав соло на саксофоне, исходящее от тела Сайреса Уилкинсона. Мелодия словно выплывала из той эпохи, когда радиоприемники делали с использованием бакелита и стекла. Одновременно с ней нахлынули запахи стройки: опилки и бетонная пыль. Я стоял неподвижно, пока не узнал мелодию, потом шагнул назад.
– Как вы узнали? – спросил я.
– Я проверяю все внезапные смерти, – ответил доктор. – Просто так, на всякий случай. От него слышится что-то вроде джаза.
– Вы узнали мелодию?
– О нет, это не ко мне. Я поклонник прогрессив-рока и романсов девятнадцатого века. А вы?
– Это «Тело и душа», – ответил я, – написана в тридцатые годы.
– Кто ее играл?
– Ой, да кто только не играл, – сказал я. – Это же классика джаза, известнейшая вещь.
– Но от джаза ведь нельзя умереть, – заметил доктор, – верно?
Я вспомнил Фэтса Наварро, Билли Холидея и Чарли Паркера – последнего, когда нашли мертвым, посчитали вдвое старше, чем он был на самом деле.
– Знаете что, – сказал я, – может статься, что и можно.
Во всяком случае, отец мой дошел до такой жизни именно из-за джаза.
Вестигий не может так мощно отпечататься на теле без сильного магического импульса. Соответственно, либо что-то магически воздействовало на Сайреса Уилкинсона, либо он сам колдовал. Граждан, занимающихся магией, Найтингейл называл адептами и утверждал, что дома у них всегда есть следы магии, даже если адепт абсолютный новичок. И вот я отправился на ту сторону Темзы, по адресу, указанному в водительском удостоверении мистера Уилкинсона, чтобы проверить, нет ли там кого-то, кто так его любил, что мог убить.
Жил он, как оказалось, в двухэтажном коттедже в эдвардианском стиле, на «правильной» стороне Тутинг-Бек-роуд. Это было царство «Фольксвагенов Гольф», и лишь немногочисленные «Ауди» и «БМВ» придавали пафоса. Оставив машину за желтой линией, я направился пешком вверх по улице. В глаза сразу бросилась ярко-оранжевая «Хонда Сивик». У нее был слабенький двигатель на 1,4 литра, а за рулем сидела женщина. Она не сводила глаз с нужного мне дома. Как следует запомнив номер машины, я открыл кованые ворота, прошел по недлинной дорожке к дому и позвонил в звонок у двери. На несколько мгновений я ощутил запахи пиленого дерева и бетонной пыли, но затем дверь открылась, и я утратил всяческий интерес к окружающему миру.
У нее были старомодно пышные формы, влекущие изгибы которых не скрывал даже мешковатый голубой свитер ручной вязки. Прелестное лицо было несколько бледноватым, а каштановые волосы, если бы не были стянуты на затылке в неряшливый узел, наверняка укрыли бы спину до середины. Глаза были темно-карие, рот крупный, уголки полных губ слегка опускались вниз. Она спросила, кто я, и я представился.
– Чем могу помочь вам, констебль? – спросила она. У нее был чистейший, почти пародийный лондонский выговор. Когда она заговорила, мне показалось, что над нами вот-вот пронесется истребитель «Спитфайр»[2].
– Это дом Сайреса Уилкинсона? – спросил я.
– Боюсь, что это был его дом, констебль, – ответила женщина.
Я очень вежливо поинтересовался, кто она.
– Симона Фитцуильям, – назвалась она и протянула руку. Я машинально пожал – ладонь была мягкой и теплой. Я почувствовал запах цветущей жимолости. Спросил, можно ли войти в дом, и она посторонилась в дверях, пропуская меня.
Дом явно был построен для амбициозных «низов» среднего класса. Коридор был узкий, но при этом соразмерный. Черно-белую плитку на полу не меняли со времен постройки, и потертый антикварный буфет из мореного дуба явно с тех же пор здесь стоял. Симона провела меня в гостиную. Я зацепился взглядом за ее крепкие, но стройные ноги, обтянутые черными легинсами.
Этот коттедж, подобно многим другим, пережил стандартную реновацию: стену между гостиной и прихожей снесли, дубовые половицы отшлифовали, покрыли лаком и застелили паласом. Мебель, похоже, была от Джона Льюиса – дорогая, удобная и очень унылая. Плазменный телевизор, как и положено, гигантский, был подключен к спутниковой сети «Скай» и укомплектован Блюрэй-плеером. На ближайших полках вместо книг стояли DVD-диски. Над камином – то есть над тем местом, где он был бы, если бы его за прошедшие десятилетия не заложили – висела репродукция Моне.
– В каких отношениях вы были с мистером Уилкинсоном? – спросил я.
2
Супермарин «Спитфайр» (