Но что они могли бы сказать, если бы вдруг заговорили? Вольтер первым обжил этот подземный каменный дом. Вскоре после начала Французской революции. Когда из всех его пьес больше всего бурных аплодисментов доставалось «Бруту». (Пьеса посвящена не всем знакомому Марку Юнию Бруту[269], а римскому патриоту Луцию Юнию Бруту[270], который без колебаний приговорил к смерти своего сына, когда он оказался замешанным в заговоре с целью свержения Республики.) Хотя она была написана шестьдесят лет назад, эта пьеса отвечала целиком новым веяниям времени. В разгар ее представления маркиз де Валетт, вскочив на ноги, обратился с пламенной речью к публике. Он назвал позором, национальным бесчестьем, что автор этой потрясающей пьесы до сих пор покоится в почти неизвестной могиле, автор, которого деспотизм священнослужителей прежних лет подверг суровому осуждению.
— Кто посеял семена нашей славной Революции? — кричал он. — Кто привел к отмене пыток? Кто требовал равного налогообложения? Кто требовал уничтожить все привилегии? Церкви и аристократы?
Люди, услыхав его речь, плакали и рукоплескали. Всех охватил небывалый энтузиазм, все требовали доставить тело Вольтера в Париж и устроить ему достойное погребение, чтобы Национальная ассамблея своим декретом обязала Людовика XVI, пленника своего народа, подписать его.
Для этой цели смастерили специальный похоронный, богато украшенный фургон, чтобы доставить на нем тело Вольтера из аббатства Сельер. На всем пути следования фургона возводились триумфальные арки, девушки пели и танцевали, граждане устраивали парады. Тысячи людей выстраивались по обочинам дороги. Матери поднимали своих младенцев и детишек постарше над головой, чтобы те лучше все видели.
А в Париже на месте недавно разрушенной Бастилии возвели алтарь. Тело Вольтера было выставлено там для всеобщего обозрения. На надписи у его ног значилось: «Вольтер! Здесь, на этом месте, где деспотизм заковывал тебя дважды в цепи, прими почести от свободного народа!»
Потом, на последнем этапе похоронного маршрута, тело было помещено на бронзовую колесницу, созданную самим великим Давидом[271]. Это было на самом деле внушительное сооружение с четырехэтажный дом, с сотнями аллегорических фигур. Мужчины в античных нарядах подгоняли двенадцать белых как снег кобыл, которые тащили этот грандиозный катафалк. Сто тысяч человек шли за гробом. Ночью, когда начался нудный дождь, тысячи факелов рассеивали мглу перед церковью Святой Женевьевы, которую теперь превратили в Пантеон[272] с новой надписью на фронтоне: «Великим людям — благодарное Отечество».
Останки Вольтера, переложенные в новый саркофаг, были помещены в одном из склепов.
Вскоре за ним последовал и Руссо, хотя маркиз де Жирарден, испытывая большую гордость за то, что на территории его поместья покоилось тело всемирно известного Жан-Жака, энергично воспротивился любым шагам по переносу места захоронения.
— Вы хотите забрать отсюда тело Жан-Жака и отвезти его в Париж? — спрашивал он. — Да, пожалуйста, только если вы создадите для него другой остров платанов посередине Сены и высадите плакучие ивы повсюду. Но не для того, чтобы держать его в подземелье, в центре города. Что может быть оскорбительнее для памяти этого любителя природы и чистого воздуха?
Но об этом качестве Руссо уже давно все забыли. Как и о горьком споре, который вели между собой эти два человека. Все забыто в грохоте Революции. На самом деле Вольтер настолько тесно ассоциировался в умах французов с Руссо, что они были просто обречены лежать вместе в Пантеоне.
Но они пролежали там совсем недолго. В 1815 году на французский трон вернулись Бурбоны[273], и в 1821 году реакция начала передавать Пантеон назад в руки католических властей. Он был снова переименован в церковь Святой Женевьевы. Они приказали вынести останки Вольтера и Руссо из склепов и поместить их в самом далеком углу подвалов, за пределами самого освященного здания. Но они все равно лежали рядом. Через девять лет после революции 1830 года Церковь вновь лишилась своей власти, и церковь Святой Женевьевы снова стала Пантеоном, а Вольтер с Руссо были возвращены на свои места в свои склепы.
Но только до прихода к власти Наполеона III[274], когда снова Пантеон стал церковью Святой Женевьевы. Некоторые говорили, что с места на место передвигали только пустые саркофаги. Какие-то отчаянные молодые католики-роялисты якобы однажды взломали двери в склепы и, набив костями Вольтера и Руссо мешок, выбросили его на свалку.
269
270
271
273
274