СТЮАРТ: Я небольшой поклонник тактильных контактов. Нет, разумеется, одно дело – рукопожатие и совсем другое – секс: противоположный край спектра. Есть еще предварительные ласки, которые мне тоже по нраву. Но хлопки по плечу, приветственные объятия, удары по бицепсам, вся эта интерактивная сфера поведения человека – которая, если вдуматься, ограничивается мужским поведением, – увы, не по мне. Впрочем, в Штатах это не играло роли. Окружающие принимали меня за своего соотечественника, но стоило мне произнести: «К сожалению, я просто зажатый бритт», как они сразу въезжали, начинали хохотать и с новой силой хлопать меня по плечу. И это было нормально.
А Оливер вечно норовит положить тебе ладонь на запястье. Использует любую возможность пройтись под ручку. При встрече расцелует в обе щеки, но самое милое дело – это облапить с обеих сторон, поближе к вискам, женское лицо и сплошь облобызать – от такого зрелища меня просто воротит. А он в этом видит себя. Будто хочет доказать, что он тут самый раскованный, этакий герой-любовник.
Так что в момент нашей встречи после десятилетнего перерыва меня совершенно не удивила его реакция. Встав со стула, я протянул руку, он ее пожал, но отпускать не спешил и левой рукой поглаживал мне предплечье. Легонько стиснул локоть, чуть сильнее – плечо, добрался до моей шеи, на которую тоже надавил, и под конец взъерошил мне затылок, словно акцентируя мою седину. Увидев такое приветствие на киноэкране, вы бы заподозрили, что Оливер – мафиозо, который усыпляет мою бдительность, чтобы его сообщник беспрепятственно подкрался ко мне сзади с удавкой.
– Что тебе взять? – спросил я.
– Пинту «Череполома», мой старый друг.
– Знаешь, я не уверен, что здесь подают «Череполом». Но у них точно есть «Белхейвен Ви Хеви». Или ты предпочитаешь «Пелфорт Эмберли»?
– Стю-арт. Шутка. «Череполом». Шутка.
– Ну ладно, – сказал я.
Он спросил у бармена, какие вина продаются по бокалам, несколько раз покивал и заказал большую порцию водки с тоником.
– А ты ничуть не изменился, дружище, – сообщил мне Оливер.
Да, в самом деле, разве что на десять лет постарел, поседел, избавился от очков, сбросил десять кило по специальной методике и, кроме того, перешел на американскую одежду и обувь. А так – да, все тот же старина Стюарт. Может, конечно, он имел в виду внутреннюю сущность, но для таких выводов ему еще далеко.
Вам, кстати, тоже.
– «Non illegitimi carborundum»[27], – посоветовал он, но мне показалось, что его-то как раз и потоптали некие выродки.
Волосы у него были прежней длины, такого же черного цвета, но лицо несколько увяло, а льняной костюм (один в один, что характерно, с тем, который он носил десятью годами ранее) пестрел от пятен и клякс: десятилетие назад в этом, наверное, просматривалась некая богемность, но теперь – только неряшливость. На ногах у него были лакированные черно-белые штиблеты. Сутенерские туфли – правда, стоптанные. Так что выглядел он именно как Оливер, только опустившийся. Но с другой стороны, изменился, наверное, я сам. А он, весьма вероятно, остался прежним – просто виделся мне теперь иначе.
Он поведал, что произошло с ним за минувшее десятилетие. На первый взгляд представил все в розовом цвете. Джиллиан после их возвращения в Лондон вполне преуспела. У них две дочери – родительская гордость и радость. Квартира в престижном, динамичном районе. Да и у самого «в работе пара кинопроектов».
Что, впрочем, не позволило ему в свой черед заказать выпивку для нас обоих (уж простите, что заостряю внимание на таких подробностях). Не скажу, что он засыпал меня вопросами, но в какой-то момент полюбопытствовал, как там моя «Зеленая бакалея». Я сказал, что она… приносит доход. Меня не с ходу осенила такая формулировка, но я хотел, чтобы Оливер услышал именно это. Можно ведь было сказать «увлекательное занятие», или «непростая штука», или «трудоемкое дело», или «порядочная холера» – да что угодно, однако вопрос его был поставлен так, что я выбрал слово «доход».
Он покивал, но с некоторой обидой, будто узрел прямую связь между теми, кто добровольно отдает свои деньги за лучшие органические продукты «Зеленой бакалеи», и теми, кто не желает отдавать свои деньги Оливеру на поддержку «пары кинопроектов». Как будто мне, поборнику принципа доходности, впору стыдиться такой несправедливости. А я, видите ли, не стыжусь.
И еще кое-что. Вы замечали, что в некоторых случаях дружеские отношения застревают в той точке, где начались? К примеру, в семье, где женщина в глазах старшего брата остается «младшей сестренкой», хотя давно вышла на пенсию. Так вот, между нами с Оливером такого не случилось. Ну, то есть в пабе он по-прежнему обращался со мной как с младшей сестренкой. Для него все осталось как раньше. Но для меня-то – нет.