— Ах боже мой, Жан, как вы не понимаете! — всплеснула руками Генриетта. — Зачем торопить события и навязывать детям роль, до которой они ещё просто не доросли? Их чувства должны быть непритворными, а вы хотите поставить их в ложное положение ради…
— Довольно, сударыня! — Д’Айен поднялся с козетки и одёрнул светло-зелёный жилет, топорщившийся на его округлом брюшке. — Видит Бог, я был терпелив! И Ему, и вам хорошо известно, как мне хотелось иметь сына, хотя я считаю наших дочерей достойной наградой. И вот теперь, когда, быть может, моё величайшее желание осуществится, вы…
Не докончив фразы, герцог стремительно вышел.
Госпожа д’Айен опустилась на кресло и принялась расправлять платок, чувствуя, что он ей скоро понадобится. Сын, их долгожданный сын! Он родился два года назад — и зачах, не принятый этим миром… Каждое воспоминание об этой утрате отзывалось болью в сердце.
Вскоре после родов Генриетта заболела оспой, но муж запретил врачам говорить ей правду, чтобы она не обрекла себя на одиночество в те дни, которые могли стать последними в её жизни. Она хотела видеть дочерей — и он привёл в её спальню всех пятерых, подвергнув их опасности, только чтобы сделать ей приятное! Она поправилась, узнала всё, ужаснулась тому, что могло произойти. Молясь о своих голубках, она опрометчиво сказала: «Боже, если хочешь, возьми моего сына, но только пожалей и сохрани моих девочек…» Любовь бывает жестокой!
Муж никогда не показывал виду, что страдает. Генриетта привыкла считать его легкомысленным и неспособным к анализу своих поступков, но как же она, получается, заблуждалась на его счёт! Жану тридцать четыре года, он отец семейства, а она всё видит в нём ветреного юношу… Он прав, что рассердился на неё!
…Господин, дожидавшийся в малой гостиной, встал с кресла, когда герцог вошёл в двери. Д’Айен жестом усадил его обратно, позвонил слугу и приказал принести им чего-нибудь прохладительного.
— Судя по выражению вашего лица, природная доброта мешает вам огорчить меня ответом, который расстроит моего племянника, — начал гость, когда лакей удалился.
Но к герцогу уже вернулись его беззаботность и хорошее расположение духа.
— Вы не знаете госпожу д’Айен, — сказал он, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу. — Сколько бы она ни упорствовала в своём мнении, она повинится, как дитя, если доказать ей, что она неправа.
Он отпил из своего бокала и повертел его за тонкую ножку.
— Но она не уступит, пока не увидит вашего племянника. Привозите его непременно, она не откажется его принять. А я пока уеду на три месяца в Версаль. Долг, знаете ли. Мой черёд охранять короля.
Гость понимающе улыбнулся, и оба подняли бокалы, кивнув друг другу.
Подобно актёру на сцене, Луи де Ноайль стоял в центре малой гостиной, распространяя вокруг себя аромат фиалок, и в лицах рассказывал о последних манёврах, на которых он был с отцом, маршалом де Муши[1]. Поочередно изображая офицеров, он передразнивал их манеру отдавать команды, и Луиза с Адриенной охотно смеялись, поощряя его упражнения в остроумии. Госпожа д’Айен, пристроившись за пяльцами, между тем исподволь разглядывала долговязого юношу в красном мушкетёрском мундире и ботфортах, не слишком удобно сидевшего на пуфе. Его припудренные рыжеватые волосы были стянуты в хвост и перехвачены черной лентой; галстук повязан элегантно и продуманно небрежно. Своей светлой веснушчатой кожей и серо-голубыми глазами он напоминал шотландца, но длинный тонкий нос с небольшой горбинкой, изящный изгиб чувственных губ и выступающий вперед подбородок выдавали французского аристократа. Он пришёл вместе с виконтом, однако за целый час не проронил ни слова, если не считать обычных приветствий и комплиментов дамам. Его лицо оставалось бесстрастным, и было совершенно невозможно понять, о чём он думает и где витают его мысли. Улучив паузу в разговоре, госпожа д’Айен попыталась вовлечь в него загадочного гостя.
— Вы всё время молчите, маркиз. Видно, вам у нас скучно?
— Вовсе нет, сударыня, совсем наоборот! — встрепенулся он. — Просто мне в голову не приходят мысли, достойные того, чтобы высказать их вслух.
Юноша отвечал, не смущаясь, и смотрел ей прямо в глаза.
— Возможно, вы чрезмерно строги к себе? Во всяком случае, достоинства мыслей трудно оценить, пока их не произнесли или не поверили бумаге. Не пишете ли вы?
— Я? О нет. Боюсь, я не имею к этому способностей. В коллеже дю Плесси учитель риторики поставил мне «посредственно».
1
Французские вельможи, обладавшие несколькими титулами, передавали их сыновьям частями, поэтому близкие родственники могли носить разные имена. Герцог д’Айен был сыном маршала де Ноайля и братом маркиза де Ноайля. Его дядя по отцу был одновременно графом де Ноайль и маршалом де Муши, а сыновья графа — князем де Пуа и виконтом де Ноайлем.