— Хорошо-хорошо, — ободряюще кивнула госпожа д’Айен, — я вижу, что ещё рано, не будем же торопиться. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы ты совершила этот важный шаг, прежде чем совершить другой…
— Какой другой, мама?
Теперь настала очередь госпожи д’Айен опускать глаза и подбирать слова.
— Как ты относишься к господину де Лафайету?
Кровь прилила к щекам Адриенны, а сердце бешено заколотилось, но она как могла ровным голосом ответила, что находит господина де Лафайета умным, учтивым и интересным человеком, общество которого ей не неприятно.
— Он просил твоей руки ещё год назад, — сказала мать. — Твой отец согласился, но мы решили не говорить тебе об этом, пока…
— Год назад?!
— Дитя моё, — госпожа д’Айен заметно волновалась, — ты сама сказала, что, не рассуждая, исполнила бы любую мою просьбу, но прежде чем попросить тебя о чём-то, я должна быть уверена, что действую только тебе во благо! Я совершенно не знала господина де Лафайета, но за этот год, поверь мне, я полюбила его, как сына…
— Мама! — Адриенна бросилась ей на шею и стала целовать в обе щёки. — Как я счастлива, мама!
После этого красноречивого выражения своих чувств она спросила, потупившись, когда же свадьба, и узнала, что через полгода.
— Но это значит… что мне тоже придётся покинуть вас и сестёр, как Луизе?
— Нет-нет, — поспешила успокоить её госпожа д’Айен, — я настояла на том (и твой отец со мной согласен), что первые несколько лет вы поживёте у нас. Господин де Лафайет ещё так молод… И потом, ему, возможно, придётся уехать в свой полк, куда он зачислен лейтенантом…
Если Адриенна и расслышала последние слова, то, скорее всего, не поняла их. Весь день с её лица не сходила счастливая улыбка, и даже вечером, когда она молилась перед сном, губы шептали привычные слова, но мысли были не о небесном блаженстве, а о земном.
Зиму они провели в Версале. Луиза часто приезжала в особняк отца, потому что сёстры пока ещё не могли встречаться с ней при дворе, не будучи там представлены. Весной вернулись в Париж и стали готовиться к свадьбе. Лафайет на правах жениха почти каждый день бывал в отеле Ноайлей на улице Сент-Оноре. Сёстры Адриенны (самой младшей было шесть, а старшей десять) полюбили его, потому что он разговаривал с ними, как с большими, и всегда радовались его приходу.
Одиннадцатого апреля 1774 года вся семья собралась в домовой церкви; герцог д’Айен повёл к алтарю свою дочь, чтобы вложить её маленькую ручку в широкую ладонь наречённого сына.
— Мари Жозеф Поль Ив Жильбер, — вопросил священник, — желаешь ли ты взять присутствующую здесь Мари Адриенну Франсуазу в законные супруги и жить с ней согласно Божьему закону в освящённом браке?
— Да, — ответил Лафайет.
— Обещаешь ли ты любить её, утешать, почитать в болезни и здравии и, отказавшись от всякого иного союза, сохранишь ли ей верность до самой смерти?
— Да, обещаю.
Обратившись к невесте, священник задал ей те же вопросы, и Адриенна ответила «да». После этого Лафайет повернулся к ней и, глядя на неё сверху вниз (хотя она специально надела туфли на больших каблуках, чтобы казаться выше), торжественно произнёс:
— Я, Мари Жозеф Поль Ив Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет, объявляю, что беру тебя, Мари Адриенну Франсуазу де Ноайль, в законные супруги с нынешнего дня, в радости и горе, в богатстве и бедности, в здравии и болезни, чтобы любить и беречь тебя, пока смерть не разлучит нас, и в том клянусь тебе перед Богом и людьми.
Адриенна повторила эту клятву, каждое слово которой отзывалось в её сердце.
— С этим кольцом я беру тебя в жёны; моё тело отныне принадлежит тебе, и с тобой я буду разделять все мои блага земные!
Жильбер без труда надел кольцо на её тонкий пальчик, но после вздохнул с облегчением, и она поняла, что он очень волновался, боясь сделать что-нибудь не так.
— Что Бог соединил, человек да не разлучает. In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti. Amen.[2]
Священник прочёл на латыни псалом Beati omnes (Блаженны все, боящиеся Господа), и обряд завершился. Мать, сёстры, тётушки и другие родственницы обнимали и целовали Адриенну; тётушки Жильбера остались в Оверни, поэтому он принимал поздравления только от тестя, которого уже стал называть папой, Луи де Ноайля и Филиппа де Сегюра — друга по мушкетёрской роте.
Визитёры, праздничный обед, бал в большой зале с окнами в сад, потом небольшой фейерверк, переплетённые литеры «Л» и «Н» (Лафайет-Ноайль), пылающие в тёмном небе… Адриенна изнемогала под ворохом событий, втиснувшихся в один день и нарушивших привычный уклад жизни, ей приходилось делать над собой усилие, чтобы сохранять улыбку на лице среди гостей. Госпожа д’Айен украдкой пошепталась с мужем, и тот с присущей ему бесцеремонностью, смягчённой юмором, выпроводил всех в каких-нибудь четверть часа. Молодым пожелали доброй ночи.