— Ух ты! Вот бы мне такие! — сказала Дорис, с восхищением глядя на брюки-дудочки, красовавшиеся на манекене.
— Ой, ты только взгляни, миленькая, на этот ковер! — воскликнула Мэри. — Большой, пушистый, точь-в-точь как в каталоге. Вот бы такой маме моей.
Потом мы подошли к зданию коммерческого банка на Кинг-стрит. Когда-то оно считалось самым высоким во всем Британском содружестве наций, но сейчас рядом строилось еще более высокое здание Государственного банка Торонто. В лифте мы поднялись на тридцать первый этаж, чтобы оттуда полюбоваться панорамой.
— Боже мой, какой тут ветер! — воскликнула Дорис. Ветер растрепал ее прическу, пока мы шли по галерее.
Мэри запахнула на себе жакет. Длинные волосы хлестали ее по лицу.
— Ух, как задувает! — крикнула она. Знакомая стихия — ветер — целиком захватила их, и обе совершенно забыли о городе внизу.
Мы глядели сверху на остров Торонто, который отсюда казался крошечным садиком, я рассказала девушкам, где можно сесть на прогулочный пароходик, который везет туда. Правда, я сознавала, что такая прогулка — ничто в сравнении с путешествием в летний день на лодке к островкам Дальний и Далекий — любимое развлечение балинских ребятишек. Мне и самой нравилось плавать на эти давно заброшенные острова, где можно найти то битую фарфоровую посуду, то причудливой формы печные дверцы, то ветхие колонки от винтовых лестниц. На этих островах тебя встречали лишь крики чаек да пение жаворонков. Может быть, незримое присутствие предков на забытых островах взволновало только меня? Интересно, бывали ли там Мэри и Дорис? А может, в их глазах именно покрытый пылью архипелаг именитого озера Торонто с аккуратными цветочными куртинами, фонтанами, газонной травкой и переполненными мусорными баками и является раем цивилизации? Прекрасным и манящим, только потому, что он находится в самом центре сказочного Торонто.
Страшно было подумать, что они кинули и что могут приобрести взамен.
В сравнении с прошлыми воспоминаниями город в тот день показался мне совсем чужим и далеким. Когда мне было столько же лет, сколько сейчас этим девочкам, я работала в центре города в бюро по устройству вновь прибывших, таких вот, как Мэри и Дорис, и по оказанию помощи — одиноким, таким, как тетушка Ида. Я и мои коллеги слепо верили, что мы возвращаем этим людям то, что они потеряли, — чувство человеческой общности. Но до того самого дня, когда я увидела город с высоты смотровой площадки на крыше банка, я еще не понимала, каково в Торонто людям, лишенным корней. Станут ли они когда-нибудь полноправными его жителями?
Мы еще погуляли по городу, побывали в разных местах: в Квинз-парке с его клумбами и скульптурами, осмотрели внушительное здание законодательного собрания провинции Онтарио. Прокатились на метро. Я объяснила девушкам, как проходить через турникет и как надо быстро войти в вагон, чтобы не прихлопнуло автоматическими дверьми.
В конце дня я повезла их ужинать к моему брату, в его скромный коттедж в восточной части Йорка.[20] Мы поехали по авеню Донлендз, и мои спутницы рассматривали фигурки, стоящие на газонах перед домами, изображавшие то фламинго, то гномика, то негра-пехотинца. Им все здесь нравилось, так же как и дом моего брата. Брат работал лаборантом, а его жена была учительницей. Их дом был обставлен неплохо, хотя и без особой роскоши. Правда, в гостиной на полу лежали ковры, стояли мягкие кресла, а на стенах были картины в рамах.
Поздно вечером я отвезла девушек на квартиру тетушки Иды.
— Как только возвращусь в Балину, непременно передам привет вашим, — пообещала я. — Это будет уже на следующей неделе. Пусть порадуются, что вы живы-здоровы, что у вас все в порядке.
Я ведь знала, что хотели девушки передать со мной и что хотели бы услышать их родители.
22
Туман — извечное проклятье побережья — донимал нас в июне, когда мы уезжали, и вот теперь, в июле, мы снова вернулись к нему. В самое теплое время года капризная погода скрыла от нас солнце. В марте и то чаще выдаются солнечные дни.
Только что отстроенное пассажирское судно «Тавернер» полно пассажиров. Кстати, это первый теплоход, построенный в Канаде. Большая часть пассажиров — туристы, спешившие воспользоваться коротким здешним летом. Именно они занимали лучшие каюты, к неудовольствию пассажиров из числа местных жителей. Туристам не терпелось увидеть неповторимые пейзажи, но им не всегда везло с погодой, всю неделю здесь мог господствовать густой туман и ничего не видно, а слышен только хриплый гудок теплохода. Порой лишь перезвон корабельных склянок, крики невидимых чаек да еле виднеющиеся сквозь туман величественные скалы свидетельствуют о том, что корабль пристал к берегу.
Все же эти люди, отказавшиеся от солнечного тепла, от комфорта цивилизации, только чтобы проехаться вдоль побережья Ньюфаундленда, были не ординарными туристами.
Они наверняка постарались заранее кое-что разузнать о здешних местах, хотя Национальное управление железных дорог Канады этот маршрут не рекламировало. Очень немного канадцев и американцев знали о том, какие существуют средства передвижения по Ньюфаундленду. Еще местное управление туризма не начало рекламировать остров как обитель чудаков, которые спят и видят, чтобы туристы приехали и полюбовались их волшебным краем. Еще Ньюфаундленд не превратили для поборников духовной контркультуры в некий канадский Катманду.[21]
Рейсовые суда предлагали скромный сервис: никаких развлечений и никакого алкоголя на борту. Пассажиры, путешествующие в одиночку, обычно объединялись по признаку пола в трех-или четырехместных каютах, еда была самая простая, но обильная. Тем не менее из такого путешествия лишь немногие возвращались недовольными. Все, что они видели, было им в диковинку, все интересовало. «Чем люди на Ньюфаундленде зарабатывают себе на жизнь?» «Неужто такая плохая погода здесь все время?» «Есть ли у них здесь больницы и врачи?» «А школа?» «Неужто даже телевидения нет?» «Как, вы сказали, называется та рыба, что мы ели на завтрак?»
Совсем недавно и я сама задавала подобные вопросы. Теперь мне приходилось на них отвечать, рассказывать туристам из Скарсдейла или Скарборо, в какой следующий порт мы заходим, и я добавляла, на манер старожила, что, если ветер не переменится, мы проследуем в Балину, не заходя в Гранд-Анс.
За ужином мы сидели рядом с молодым человеком из Пенсильвании.[22] Он ехал в Гранд-Анс, намереваясь пробыть там год. Его, антрополога, направил туда недавно созданный при Мемориальном университете факультет антропологических и социальных исследований в Сент-Джонсе. Юноша пояснил, что Гранд-Анс привлекает его тем, что, будучи изолированным, он все же имеет много общего с материковой Канадой. Особенно интересуют его «взаимоотношения хозяина и гостя» и «распределение обязанностей в многодетной семье».
— Вам следует быть поделикатнее при сборе материалов, — посоветовал Фарли.
— Я не собираюсь ни от кого скрывать цели своей работы, — возразил он. — Так и представлюсь: антрополог-социолог, и точка.
— Видите ли, местные жители не очень-то жалуют приезжих, которые собираются у них что-либо выведать, хотя бы и в интересах науки. Кроме того, учтите, слово «антрополог» им ничего не говорит, — сказал Фарли.
— Поверьте мне, — с апломбом произнес молодой человек, — уж я знаю, как войти к ним в доверие, нас этому научили.
По расписанию теплоход должен был прибыть в поселок около девяти вечера; стоя на палубе в опаловой дымке заката, я перебирала в памяти весь дальнейший путь. Вот над мерной океанской волной раздалось знакомое позвякивание буя у Тюленьего острова. Туманная сирена громко прозвучала откуда-то с затянутой дымкой вершины утеса над нашими головами.
— Через семь минут, — сказала я мужчине, облокотившемуся рядом со мной на поручень. Этот высокий долговязый молодой человек оказался из Калифорнии.