Каждый новый счастливый обладатель отдельной квартиры получал и собственную кухню – неизбежно маленькую, но свою. И эта маленькая кухня была одной из важнейших арен сражения между капитализмом и коммунизмом.
В 1950 году на промышленной ярмарке в Западном Берлине участники реализации плана Маршалла выставили американский дом – типовой шестикомнатный дом, обставленный самой современной мебелью. В доме была кухня, оборудованная по последнему слову техники. Кухня стала главной сенсацией выставки, тысячи восточных немцев (Стены еще не было) приезжали смотреть на нее. В 1959-м на выставке промышленной продукции США в Москве американцы с успехом повторили этот трюк. Дебаты между будущим президентом Ричардом Никсоном и Никитой Хрущевым проходили, в частности, на кухне того самого типового американского дома. Хрущеву приходилось доказывать преимущества советской системы на фоне невиданных чудес – холодильника, стиральной и посудомоечной машин, встроенных в модернистскую кухню. Он попытался отшутиться: «А у вас нет такой машины, которая бы клала в рот еду и ее проталкивала?» Но просторный и набитый бытовой техникой дом был, конечно, шоком для всех, кто сумел тогда попасть на выставку в Сокольниках.
Советские плановики и строители не могли дать людям удобную и хорошо оборудованную кухню, но сама отдельность квартиры и ослабление государственного вмешательства в частную сферу привели к еще одному непредвиденному результату. Кухня оказалась местом рождения советской публичной сферы, точно так же как английские кофехаузы и французские салоны XVII–XVIII веков стали пространствами, где (по Хабермасу) родилась «буржуазная» публичная сфера.
Тогда, в конце 1950-х – начале 1960-х, вообще было заложено многое из того, что стало основой образа жизни на последующие полстолетия. Был выбран путь, по которому массовое строительство и расселение людей в российских городах идут до сих пор. Интерес Хрущева и его чиновников к индивидуальному жилью по британским, швейцарским и американским образцам не имел шансов воплотиться в программу массового индивидуального строительства. Ритуалы холодной войны требовали этот путь осудить. К ограничению индивидуального жилого строительства вела и нехватка ресурсов: размеры домов на одну семью власти ограничили специальным постановлением. Так и появился на свет панельный городской пейзаж: все ресурсы – на панельные дома, как при Сталине на домны и электростанции. Даже неизбежные трубы ТЭЦ, ставшие зрительной доминантой большинства российских городов, – следствие принятых тогда решений. Без них все эти миллионы метров жилья нельзя было бы осветить и обогреть. Панельные дома и трубы – и по сей день единый городской вид, объединяющий всю страну: от Калининграда до Магадана, от Оренбурга до Мурманска.
Дома живут дольше людей, и если 50 лет назад они строились как спасение, то теперь строятся по инерции, как неизбежность. Срочное решение давно назревшей проблемы стало стратегией на десятилетия и безальтернативной реальностью. Это пример того, как маленький зигзаг на пути к большой цели становится магистралью. Зависимость от выбранного пути формируется очень быстро – как колея в поле. Избавиться от этой зависимости – так же как выбраться из колеи – становится все труднее. Серийные многоэтажные дома были отличным решением для советского государства, поскольку советская экономика хорошо умела производить «вал» – налаживать массовое производство, в котором количество было важнее качества. Соображения стоимости диктовали размеры комнат, высоту потолков, количество этажей (пять – максимум, возможный без лифта), появление проходных комнат. Комнаты не принято было определять по функции – «спальня», «гостиная». Назначение комнат, как правило, менялось в зависимости от времени дня – ночью диван становится кроватью. И до сих пор размеры квартир определяются в России по количеству комнат, а не спален.
С появлением рынка все это должно было бы измениться – спрос должен был бы повлиять на предложение, дома должны были бы стать разными, как и образ жизни. Но оказалось, что в условиях рыночной экономики домостроительные комбинаты – это прибыльный актив. Директора осознали, что комбинаты можно приватизировать и начать зарабатывать, выпуская те же панели – слегка модернизированные. В любом случае это гораздо быстрее и дешевле, чем строить индивидуальные дома. Это один из множества примеров того, как технологии оказываются сильнее революций.
После распада СССР придуманные советскими инженерами и плановиками жилые блоки стали недвижимостью. А районы, застроенные многоэтажками, стали в постсоветской системе координат «непрестижными». Укрепляет это распадение на «престижное» и «непрестижное» то, что сносимые старые пятиэтажки заменяются новыми панельными домами, которые опять, как и 50 лет назад, создают ощущение «выселок», нового района, еще не ставшего городом. «Если снести все пятиэтажки и построить вместо них новые здания, то мы получим ровно то же самое, от чего хотим уйти. А именно – „новый район“. И он не станет престижным оттого, что дома серии К-7 заменят домами серии П-44. Это не будет городом. Это будет выселками нового поколения», – писал еще перед самым началом программы сноса пятиэтажек архитектурный критик Андрей Кафтанов[246].