Людовик IX Святой

Поучительная история и красноречивый комментарий одного из монахов Сен-Дени, рупора королевской политики, который не удержался от преувеличений, противопоставляя знатного и влиятельного Ангерана де Куси и его баронов жертвам, представленным как «бедные люди», хотя речь идет о знатных юношах, родственниках коннетабля Франции, приближенного короля. Но верно и то, что на этом деле, врезавшемся в историческую память хронистов и миниатюристов, лежит печать своеобразных принципов и позиций Людовика Святого-судьи: свести к минимуму феодальную судебную процедуру в пользу королевского правосудия (то, что арест был произведен королевскими сержантами, а не рыцарями, говорит о многом), заставить относиться к верховной королевской власти, выносящей решения, с таким же уважением, как к кутюмам, приравнять правосудие к суровости, а затем смягчить ее снисходительностью, что точно так же соответствовало и королевскому идеалу милосердия, и благосклонности короля по отношению к баронам. Напрашивается вывод, что Людовик Святой разыграл спектакль, прикидываясь непреклонным, чтобы еще больше унизить баронов, а самому еще раз продемонстрировать свою доброту.

Но здесь обозначаются и противопоставляются две системы ценностей (социальных и юридических): феодальное правосудие, творящее произвол тогда, когда преступление, пусть даже незначительное, представляет угрозу potestas, власти сеньора, обладающего или полагающего, что он обладает высшим правосудием на своей земле, и королевское правосудие, в конечном счете тоже пристрастное, но выступающее в силу верховной власти правосудием государя, a fortiori[387] в случае Ангеррана, поскольку тут король лично проявил неколебимую верность этому идеалу правосудия. Он — король — блюститель правосудия, воплощение идеи того, что перед правосудием все равны, — и власть имущие, и отверженные, пусть даже монархическая пропаганда приукрашивает реальность. Впрочем, прогресс в области правосудия далеко не безобиден. Чтобы вынести более или менее лживое обвинение в оскорблении величества (это понятие обретает черты во время правления Людовика Святого[388]), королевское правосудие могло действовать с еще большим пристрастием. При Людовике Святом делал свои первые шаги его внук Филипп Красивый, король процессов об оскорблении величества от имени государственного разума[389]. Но это в будущем, а пока очевидно одно: Людовика Святого поразила и разгневала не просто несоразмерно суровая кара, а то, что юноши были повешены без суда. Король всерьез желал быть гарантом правосудия в своем королевстве. Между прочим, вопреки выводам, к которым пришли некоторые историки, процесс Ангеррана де Куси не был порожден новым инквизиционным процессом, заимствованным у римско-католического права[390], которое королевская власть будет использовать вслед за церковной Инквизицией для вызова в суд обвиняемого даже без иска пострадавшего или его близкого родственника. Напротив, это была традиционная процедура обвинения, допускавшая королевское вмешательство, поскольку аббат Сен-Никола-о-Буа и коннетабль Жиль ле Брен апеллировали к королю.

387

Тем более (лат). — Примеч. пер.

388

Именно этому посвятили одно серьезное исследование о преступлении оскорбления величества Ж. Шиффоло и А. Томас.

389

«Государственный разум» (raison d’Etat) — введенное в XVI веке итальянским философом и правоведом Дж. Ботеро (его трактат «Delia ragione de Stato» («О государственном разуме» — Примеч. ред.) появился в 1584 г., французский перевод — в 1589 г.) и активно воспринятое, особенно в ХVII — ХVIII вв. французскими философами и правоведами понятие, означающее систему действий и систему аргументации этих действий, направленных не на личные, религиозные и иные цели, а на укрепление государства, понимаемого как высшая ценность, и обоснование этих действий рациональными (а не моральными или религиозными) доводами. Ж. Ле Гофф, говоря о Филиппе Красивом, имеет в виду, вероятно, следующее. В 1296 г. разгорелся конфликт между Филиппом и Бонифацием VIII по поводу уплаты духовенством королевских налогов и поборов. С целью разрешения этого конфликта Папа послал в 1301 г. в Париж для переговоров епископа Памье Бернара Сессе. Вспыльчивый по натуре Бернар, уроженец Южной Франции, ненавидевший северян вообще, столь дерзко говорил с королем, что был арестован. Следственная комиссия выяснила, что у себя на родине епископ в проповедях употреблял неподобающие выражения в адрес короля и вообще настраивал прихожан против королевской власти. Епископ был обвинен в оскорблении величества и государственной измене. Папа заявил о неподсудности епископов королевскому суду и потребовал к своему суду самого короля. Конфликт перешел в борьбу Папы и короля, привел к отлучению французского монарха, аресту Папы французским отрядом в 1303 г. и, наконец, к перенесению Папского престола в Авиньон в 1308 г. и установлению французского господства над Святым престолом.

390

Этот термин, используемый, например, Ж. Ришаром (Richard J. Saint Louis… P. 310), красноречиво говорит о том, что целый ряд новых юридических законов ХIII века и их применения на практике возник из контаминации возрождающегося римского права и права канонического (церковного), которое быстро развивалось после «Декрета» Грациана (Болонья, 1140), первого компонента Свода канонического права, которое складывалось вплоть до XIV века.