Дача показаний, введенная римским каноническим правом, коренным образом отличается от прочих судебных традиций: ордалий, или Божьего суда. К последним (испытаниям огнем или водой, из которых обвиняемый должен выйти целым и невредимым, поединкам («gages de bataille»), на которых победителем становился обвиняемый или его соперник), хотя они и были запрещены IV Латеранским собором (1215), все-таки прибегали, особенно в среде знати[391]. Церковь заменила их «рациональными» доказательствами и, в частности, показаниями свидетеля (свидетелей). В свою очередь, в том же направлении вместе с Людовиком IX пошло и государство. Один королевский ордонанс 1261 года запрещает «gages de bataille», заменяя их процедурой дачи показаний и свидетельскими показаниями. Анонимный хронист конца XIII века так говорит о короле:
И да будет вам известно, что всю свою жизнь он терпеть не мог поединков во Французском королевстве между соперниками или рыцарями, причиной которых было убийство или предательство, или наследство, или долги; но все эти вопросы он заставил решать с помощью показаний безупречных людей или людей, верных данному слову[392].
Одновременно с рационализацией судебной практики Людовик добивался и оздоровления практики ростовщической.
В ордонансе, относящемся к 1257 или 1258 году, упоминается комиссия, которой было поручено исправить злоупотребление мерами, предпринятыми ранее против евреев[393].
Не буду вдаваться в детали, но уже одни слова, характеризующие ростовщиков, кажется, свидетельствуют о заметных переменах в королевской политике, направленной теперь не только против ростовщиков-евреев, считавшихся главными знатоками в этом деле, но против растущих рядов ростовщиков-христиан, чьи ссуды в целом представляли собой суммы гораздо большие, нежели ссуды евреев. Соответственно, они и вычитали предварительно большие проценты в абсолютной стоимости, а иногда в цифровом выражении, чем проценты, получаемые евреями. Последние в общем ограничивались ссудами на потребление малых ценностей, но сопровождали их мерами, которые воспринимались как оскорбление: залогами служила одежда, движимость или скот.
Распространение мер против ростовщиков неевреев в то же время, вероятно, ограничивалось иноземными ростовщиками-христианами. Согласно ордонансу 1268 года из королевства изгонялись ростовщики-ломбардцы (то есть итальянцы), кагорцы[394] и прочие ростовщики-иноземцы. В трехмесячный срок они подлежали выдворению из страны, и за это время долговую сумму следовало выплатить сеньору заимодавца. Во всяком случае, купцам разрешалось торговать во Франции при условии, что они не будут заниматься ростовщичеством или иными запрещенными делами. Мотивировка в пользу узаконения этого ордонанса была не морального, а экономико-политического порядка: король рассудил, что вымогательства ростовщиков «сильно разорили королевство», также необходимо было покончить с тем злом, которое, как гласила молва, эти иноземцы творили в своих домах и лавках[395]. Первое, вероятно, знаменует собой начало осознания «национальной» экономической вотчины и экономических границ королевства, — то, что заставит внука Людовика Святого учредить таможни и запретить экспорт некоторых коллективных ценностей, например благородных металлов. Второе тревожит, ибо во имя государственных интересов король предлагает превратить слухи в обвинение. Однако государственный разум уже пробивается[396]. Во всяком случае, эти два ордонанса свидетельствуют, что осуждается именно ростовщичество, а не купцы, будь они иноземцами или даже евреями.
391
Об ордалиях см.:
392
394
В целом термин происходит от названия города Кагора, представлявшего собой крупный деловой центр. Кагор был сеньорией епископа. В то же время я не согласен с именованием жителей Кагора иноземцами, как об этом безапелляционно говорится в ордонансе 1268 года. См.:
396
Тем не менее эта позиция объясняется юридической ценностью того, что соответствовало тогда «репутации» (