Гийом из Нанжи, писавший в первые годы царствования Филиппа Красивого, через двадцать лет после смерти Людовика Святого, не прочь придать королю Франции еще больше могущества: «Король у него жив как никогда»[568]. Людовик IX у Гийома из Нанжи — это предвосхищение Филиппа Красивого, предвосхищение не характером (впрочем, Филипп Красивый уже стал загадкой для хронистов своей эпохи), но осуществляемой им властью. Так, вслед за Приматом Гийом из Нанжи превратил Людовика Святого Сен-Дени в короля, так сказать, по нарастающей.
Второй абзац под 1229 годом (он вдвое короче предыдущего) посвящен королю Арагона Якову I Победителю. Им и начинается абзац: «Король Арагона…» Гийом напоминает об отвоевании им у сарацин Балеарских островов и Валенсии, места мученической смерти святого Винцента. Он раздвинул границы христианского мира, ибо его хроника повествует о христианском мире, а центральное место, занимаемое в нем Людовиком Святым, превращает его в самого могущественного государя этого мира.
Третий абзац (три строки) посвящен двум другим великим представителям христианского мира, в тот год снискавшим себе славу своей святостью: святой Елизавете, «дочери короля Венгрии, жене ландграфа Тюрингского», и святому Антонию Падуанскому «из ордена братьев миноритов». Гийом погружает своего читателя в атмосферу святости.
В последнем абзаце (четырнадцать строк) отведено место великому деянию христианского мира, в котором впоследствии Людовик Святой примет столь активное участие, — крестовому походу. Первые герои — коллективные, это масса крестоносцев. Гийому присуще понимание роли масс в истории: «Великое множество крестоносцев» (multitudine magna peregrinorum crucesignatorum). Далее появляются два главных «официальных» действующих лица христианского мира — Папа и император. Император представлен не лучшим образом. При выступлении в поход Фридрих II «украдкой» (furtive) бросает крестоносцев и возвращается в Бриндизи. Папа отлучает его от Церкви. Последнее высокопоставленное действующее лицо — султан. Гийом, весьма внимательный к тому, что происходит на Востоке, и все еще разделяющий традиционную концепцию, что христианский мир — это европейский латинский христианский мир плюс Святая земля, довольствуется тем, что отмечает его смерть.
Следующий, 1230, год еще более интересен с точки зрения описания Людовика Святого.
Король открывает этот год: «Ludovicus тех Franciae». Он основывает аббатство Ройомон в епископстве Бове, близ Бомона-сюр-Уаз. Таким образом, Гийом показывает его совершающим одно из его достопамятных деяний — как основателя и благотворителя церквей, аббатств и особенно монастырей. А в конце ХIII века было хорошо известно, что Ройомон стал любимым аббатством короля, дорогим ему местом.
Во втором абзаце, также состоящем из трех строк, снова появляется император, образ которого все больше снижается. «Римский император Фридрих отправил послов к вавилонскому султану и, говорят, заключил с ним договор о дружбе, вызывающий подозрение в христианском мире»[569]. Далее следует длинный текст (37 строк, из которых, по правде говоря, двадцать были приписаны уже после Гийома), представляющий величайший интерес для создания памяти Людовика Святого.
Сначала на первый план выдвигается место действия, да какое — столица юного короля. Действующие лица события — две преобладающие в Париже группы населения — горожане и клирики недавно основанного университета.
В Париже между школярами (scholares, что означает одновременно и преподавателей и студентов) и горожанами завязалась жестокая потасовка; горожане даже убили нескольких клириков, и из-за этого клирики, покинув Париж, рассеялись по всему миру[570].
Тут же появляется юный шестнадцатилетний король.
Король Людовик увидел, что изучение словесности и философии, благодаря которой приобретаются сокровища учености, что дороже всех других[571] (сокровищ, попавших сначала из Афин в Рим, затем из Рима в Галлию под названием рыцарства, вслед за Дионисием Ареопагитом), исчезло из Парижа, и город совершенно опустел. И благочестивейший король, опасаясь, как бы столь великое и прекрасное сокровище не было утрачено для его королевства, ибо «мудрость и ведение суть изобилие спасения»[572], и потому, что он не мог допустить мысль, что Господь однажды скажет ему: «Так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя»[573], повелел упомянутым клирикам вернуться в Париж, по возвращении принял их с великой милостью и немедленно заставил горожан возместить им все убытки, совершенные преступлениями против них.
569
«Fredericus imperator Romanus misit nuntios ad soldanum Babyloniae et contrapit cum eo, ut dicitur, amicitias Christianitati suspectas» (Ibid. P. 181).
571
«Studium litterarum et philosophiae, per quod thésaurus scientiae qui cunctis aliis praeminet et praevalet acquisitur» (Ibid. P. 182).