Другой пример, на мой взгляд, более интересный, мог бы фигурировать в главе о правосудии Людовика Святого:
У короля Людовика Святого вошло в привычку каждую Страстную пятницу читать всю Псалтырь от начала до конца. И вот как-то раз некто, член благородного семейства, оказался заточенным в Шатле из-за множества совершенных им преступлений. Наступила Страстная пятница, и король удалился в часовню и предался своему благочестивому занятию. Но родственники и друзья узника пришли к нему прямо в святилище, куда привели их сын короля и братья-принцы. Увидев их, он задержал палец на стихе, который читал, чтобы потом продолжить с этого места. Один из сеньоров, которому было поручено говорить от имени остальных, обратился к нему со словами: «Светлейший сир, сегодня день благодати и всепрощения. В точно такой же день Спаситель наш искупил грехи наши и на кресте простил разбойника; он умер, молясь за своих палачей. Вот и мы все, придя сюда, припадаем к вашим коленам, светлейший сир, и смиренно молим вас последовать примеру Иисуса Христа, сжалившись над знатным узником, томящимся в застенках Шатле». Боголюбивый король милостиво выслушал их; он готов был проявить милосердие, но в этот момент, убрав палец, который держал на Псалтыри, прочел следующий стих: «Блаженны хранящие суд и творящие правду во всякое время». Он на мгновение задумался; после чего вместо ответа повелел жалобщикам послать за парижским прево, а сам продолжил чтение. Надеясь, что виновный будет прощен и выйдет на свободу, они немедленно послали за прево. Прево тут же предстал перед государем. Людовик попросил его, по возможности в деталях, перечислить преступления, совершенные узником. Тот, не осмеливаясь исказить истину, повиновался этому требованию и поведал о целом ряде беззаконий, от которых мороз пошел по коже. Выслушав его, король повелел дать ход судебному процессу и в тот же день повесить преступника, несмотря на то, что это был день великой скорби[604].
В данном случае тоже нет никакой гарантии аутентичности анекдота, ибо по большей части жанр примера зависит то от «говорят», несущего с собой правду или ложь, то от чистого вымысла. Но незатейливая история служит прекрасной иллюстрацией того, о чем можно лишь догадываться по другим источникам, — в Людовике Святом идет борьба между жестокостью и милосердием, борьба, непосредственно связанная с королевской идеологией «Зерцал государей», в которых превозносится равновесие этих двух позиций, благодаря чему, вероятно, окружение Людовика Святого и общественное мнение разделились на два лагеря — всепрощения и применения строгих мер. Данный пример вполне мог исходить от антипримиренческого лагеря. Пылкий темперамент короля подавлялся, милосердие было результатом его усилий привести в действие упрощенное христианское вероучение, в основе своей являвшееся спиритуальностью нищенствующих орденов, что не мешало им с помощью Инквизиции превращаться в безжалостных судей. Этот пример является иллюстрацией того, что бывали случаи, когда король не соблюдал букву церковных предписаний, — они не были незыблемыми для Людовика Святого. Ритуальное табу можно было нарушить, окажись для того весомая нравственная причина. Смертный приговор можно было запросто привести в исполнение в Страстную пятницу, как можно было, нарушив пятничный пост, задать пир для Генриха III
Два других примера служат иллюстрацией того, как основные идеологические течения XIII века брали на вооружение события жизни короля и представляли их весьма правдоподобно. В первом из них Людовик Святой выступает как светское лицо в религиозном диспуте:[605]
Один ученый клирик читал проповедь королю Людовику, и случилось ему произнести такие слова: «Когда пришло время Страстей, все апостолы оставили Христа, и вера угасла в сердце их. Только Дева Мария сохранила ее со дня Страстей до Воскресения; в память об этом на Страстной неделе во время заутрени один за другим тушат все светильники, оставляя лишь одну свечу, от которой потом все их снова зажигают на Пасху». При этих словах другой клирик, более высокого ранга, поднялся, чтобы поправить говорившего: «Прошу вас не утверждать, что так написано; ведь апостолы покинули Иисуса Христа телом, а не духом». Несчастный проповедник уже готов был взять свои слова обратно, как в свою очередь поднялся король и вступил в спор: «Высказанное положение ничуть не ложно, у Отцов Церкви именно так и написано. Принесите книгу святого Августина». Спешно принесли книгу, и, к посрамлению злосчастного спорщика, король показал желающим текст «Комментария к Евангелию от святого Иоанна», составленный великим ученым, где были такие слова: «Fugerunt, relicto ео corde et corpore (Они бежали, покинув его духом и телом)»[606].