Эта история удивительно напоминает дело сира де Куси и то, как были повешены трое молодых фламандских аристократов, охотившихся в его лесу. В ней тот же гнев Людовика Святого относительно третейского суда знати, та же враждебность части подданных (преимущественно аристократии); король также вынужден отказаться от прежнего решения и пойти на компромисс, ограничившись денежным штрафом. К этому политическому нравоучению пример добавляет случай, призванный восстановить справедливость, не сдерживая клятву (во-обще-то Людовик Святой терпеть не мог клятв; пожалуй, только в этом пример отступает от правдоподобия). Этот факт интересен вдвойне: он демонстрирует значение развития казуистики (в исполнении схоластов) при Людовике Святом и, как и в деле на Страстную пятницу, легкость, с какой не соблюдается традиционный и внешне священный закон (речь идет о клятве на Евангелии). Несомненно, самым интересным является то, что слово из политической сферы, которому отдавалось предпочтение при Людовике Святом, — это общее благо. Наконец, это свидетельство, предъявленное представителями нищенствующих орденов, об особом, но не единственном интересе, проявляемом к братьям Людовиком Святым. Последний предстает здесь не только как король, воплощающий собой государственный разум и мнение, но, в который раз, как король нищенствующих орденов.
Последний пример озаглавлен совсем просто: «О святом Людовике» («De beato Lodewico»). И все же…
Говорят, что однажды Людовик Святой вкушал за одним столом с магистрами и братьями в парижском странноприимном доме (нашего монастыря проповедников), и он послал одного дамуазо[610] на дальний конец стола посмотреть, чем занимаются братья в трапезной. Вернувшись, тот сказал: «Все в порядке. Все поглощены чтением и тем, что перед ними». Король промолвил: «Худо». Через час король снова отправил его туда, и, вернувшись, он сказал: «Они ведут себя хуже, чем прежде, — перешептываются и не так внимательно слушают чтеца, как прежде». Король ответил: «Уже лучше». В третий раз он послал дамуазо, который, вернувшись, сказал, что их поведение хуже некуда, ибо они так кричат, что ничего не слышно. Король ответил: «Вот теперь их поведение безупречно. Когда братьев хорошо кормят, они довольны; но когда кормят плохо, то вряд ли отыщется хоть один, кто открыл бы рот и запел, чему свидетельством Страстные пятницы»[611].
За исключением непринужденности в обращении с братьями нищенствующего ордена все остальное в поведении Людовика Святого в этом анекдоте неправдоподобно. Боголюбивый король, приверженец воздержанности, никогда бы не принял на свой счет эту «добрую историю о братьях», похожую на «остроты монахов» Высокого Средневековья и на наши «истории о кюре». Жанру примера требуется лишь громкое имя, чтобы привязать к нему историю. Здесь перед нами редкий случай, который можно причислить к антиподам того, что можно было назвать подлинно биографическим примером, к которому, как мы видели, приближаются некоторые анекдоты.
Тем не менее примеры так или иначе бытовали, прикрывая собой, ибо это не было их единственной целью, сведения о стереотипном образе Людовика Святого в том виде, в каком он существовал в свое время, порою даже преувеличивая отдельные черты и балансируя между аутентичностью и общим местом. Это обработанный, упрощенный образ, который должен подчиняться законам малого нарративного жанра, созданного с дидактической целью и удовлетворяющего не слишком взыскательным запросам проповедников, обычно рядовых, и, возможно, их слушателей. Это продукт информационной скудости, соразмерной средствам массовой информации XIII века. С помощью примеров сама память Людовика Святого создала общие места, коренившиеся в идеологических и ментальных реальностях XIII века. Король и его время отражаются друг в друге, преломляясь в примерах словно в зеркалах.
Вслед за собственно примерами обращусь к рассказам одного анонимного автора XIII века, творчество которого, вероятно, было почти неизвестно в Средние века: к Реймсскому Менестрелю. Его сочинение представляет интерес своим характером и назначением. Это сборник историй, записанных одним из тех бродячих комедиантов, которые ходили от замка к замку, развлекая слушателей, преимущественно аристократов, но также и горожан, например жителей Реймса, вставших на его сторону, когда у него возник конфликт с архиепископом Анри де Бреном, умершим в 1240 году. О Менестреле известно только то, что он был из Реймса, а его книга написана около 1260 года. В ней в виде анекдотов и небольших рассказов представлены события всемирной истории начиная примерно с 1150 года; они, конечно, весьма близки к примерам, но общим является лишь их малая форма.
610