Очевидно, он преследовал двойную цель: обучать и развлекать, но его талант (несомненно, как рассказчик он представляет больший интерес) невелик. Менестрель пересыпает повествование, построенное в более или менее хронологическом порядке, апологиями и легендами, а еще чаще вставляет в него россказни и слухи. У него есть сатирическая жилка, он едва не вдается в пикантные подробности, а сочинение его изобилует всевозможными ошибками, особенно хронологическими[612]. Главный интерес для него представляет история Франции и крестовых походов, но сам он интересен с точки зрения ментальностей и культурного спроса. Если авторы и собиратели примеров переписывали их главным образом по-латыни, то маленькие истории Реймсского Менестреля рассказаны и написаны на народном языке, близком к языку, на котором говорил Людовик Святой. Менестрель дает нам возможность снова взглянуть на некоторые эпизоды жизни Людовика Святого, но не так, как я представил их в первой части, какими позволяет их восстановить ныне историческая критика и ввод их в историческую перспективу, но такими, какими представлял их «рупор» своего времени современной ему аудитории, несомненно с целью угодить вкусам публики — с ошибочными сведениями и предвзятыми мнениями.
Например, Менестрель не довольствуется тем, чтобы собрать сплетни о якобы интимных отношениях Бланки Кастильской с кардиналом-легатом Роменом де Сент-Анжем, но добавляет, что когда епископ Бове обвинил ее в том, что она беременна от прелата, то Бланка явилась в одном плаще на голом теле в собрание баронов и епископов (среди них был и епископ Бове) и, взойдя на стол, сбросила с себя плащ со словами: «Смотрите все, и пусть никто больше не говорит, что я беременна» — и после того, как она дала рассмотреть себя «спереди и сзади», стало ясно, что «во чреве ее ребенка нет»[613]. Менестрель или его источник смакует сплетни о Бланке Кастильской, распускаемые баронами, ополчившимися против «иностранки» и королевского отпрыска[614], используя при этом хорошо известный тип повествования, встречающийся, например, в «Чудесах Нотр-Дам» Готье де Куанси, бестселлере своего времени: монахиня (нередко аббатиса) обвиняется в том, что беременна, и раздевается донага, чтобы доказать свою непорочность. В данном случае перед нами история, основанная на слухах, которую Реймсский Менестрель, хотя и с целью доказательства чистоты Бланки, распространяет в среде, вполне готовой к восприятию такой истории, и в угоду этой среде он и предлагает столь пикантную сцену. Но в то же время это свидетельствует о том, в какой тяжелой атмосфере прошла юность Людовика: король-отрок и королева-иностранка в окружении знатных вельмож — женоненавистников и ксенофобов.
Менестрель распространяется о тяготах несовершеннолетнего короля и якобы жалеет «ребенка»; так он его всегда называет, хотя и оговаривается, что в год смерти отца ему было четырнадцать лет: традиционный (но не соответствующий действительному) возраст совершеннолетия почти во всех крупных фьефах и в королевской семье. Он показывает его, но без любопытных деталей, при помазании на престол и во время войн, в которых король участвовал совсем юным, затем в момент женитьбы Людовика он вставляет два описания королевской семьи и семьи королевы, а потом супружеской четы, дабы информировать свою аудиторию.
А теперь поведаем вам о короле Франции, когда ему было двадцать лет. Королева решила женить его и взяла ему в жены старшую из четырех дочерей графа Прованского. Король Англии Генрих взял в жены его вторую дочь; а его брат граф Ричард, ныне король Германии, — третью, а брат короля Франции граф Анжуйский — последнюю и в придачу — графство Прованс; ибо по обычаю этого графства последний ребенок получает все, даже если нет наследника мужского пола[615]… И знайте, что девушку, которую король Франции взял в жены, звали Маргарита и что она была очень достойной и очень мудрой дамой. Она родила от короля восемь детей — пятерых сыновей и трех дочерей; старшего сына звали Людовик[616], второго — Филипп, третьего — Пьер, четвертого — Жан, а пятого — Роберт. И старшая из девушек звалась Изабеллой и вышла замуж за короля Наваррского, а вторую звали Маргарита и ее выдали замуж за сына герцога Брабантского, третью же звали Бланка[617].
612
Le Menestrel de Reims / Éd. N. de Wailly. Его ученый издатель конца XIX века выступил с «обзорной критикой сочинения», занимающей многие страницы, в которой приведены его основные ошибки.
614
Реймсский Менестрель говорит так: «Королева Бланка облачилась в глубокий траур… сын ее был мал, и она была одинокой женщиной из чужой страны…» (Ibid. Р. 174). «Бароны злоумышляли против королевы Франции. Они часто собирали парламенты и говорили, что во Франции нет человека, который мог бы ею править; они видели, что король и его братья слишком юны, и не очень жаловали королеву-мать» (Ibid. Р. 176).