Если не считать крестового похода на Восток, Людовик Святой, пребывая в христианском мире, не покидал Французского королевства, — таково его пространство. Он вступал в войну только тогда, когда ее навязывали его владениям, — так было в ранней юности с владетельными вассалами и с королем Англии. Франция обретала все большую независимость от империи, а решительное начало этому было положено еще его дедом Филиппом Августом, но Людовик не желал вмешиваться в дела империи. Они были ему чужды.
Как бы то ни было, для христианина XIII века существовали три великих места паломничества, два из которых находились в христианском мире: Рим и Сантьяго-де-Компостела. Там Людовик не бывал и, похоже, даже не помышлял об этом. Несомненно, Рим — не самое безопасное место в тот момент, когда Папство сначала сталкивается в Южной Италии с Фридрихом II, а позднее — с Манфредом. Но, вне всякого сомнения, у Людовика были более веские причины, чтобы отказаться от паломничества к могиле апостолов. Рим — это место путешествий ad limina[961] для людей Церкви. Но он — мирянин. Он почитает Святую Церковь и «апостола Рима», но он сам по себе, а они сами по себе. И к тому же Рим — город императора. Конечно, французский король уважает императора, но он не приносил ему оммажа. Ему, единственному из мирских государей, остается почитать землю Рима, не выказывая никакого иерархического признания.
Более удивительно безразличие по отношению к Компостеле. Ее посетил его друг Жуанвиль и был этим горд и счастлив. Святой Иаков, похоже, не принадлежал к почитаемым им святым, хотя, по свидетельству некоторых источников, умирающий Людовик Святой вспоминает его.
Великая триада, которой он поклонялся, — это святой его королевства и династии — святой Дионисий, а до Сен-Дени от его Парижского дворца рукой подать; Дева Мария, память о которой запечатлена во многих местах, и некоторые из самых выдающихся находятся в его королевстве; и наконец самое главное — Христос, а Христос — это Иерусалим. Иерусалим — его пламенная страсть, его великое горе, ибо, приблизившись вплотную к этому святому месту, но не в силах освободить его, он последовал совету своих баронов: христианнейшему королю нельзя довольствоваться лицезрением Иерусалима, понимая, что неверные владеют им и ему надо просить охранную грамоту. Пусть себе Фридрих II выкупает Святой город у мусульман: но раз он, Людовик, не может завоевать Иерусалим, облобызать его, то и лицезреть его он не будет. Так к какому Иерусалиму взывал он в смертный час — к земному или к небесному? Из этой великой неразберихи родился крестовый поход.
Для Людовика Святого пространство христианского мира — это европейский римский христианский мир плюс Святая земля. Крестовый поход — не завоевание, а отвоевание. Для спиртуального пространства, бросающего вызов географии, не важно, что подлинное сердце христианского мира географически существует на Востоке в отрыве от его западноевропейского тела. Святая земля и христианский мир едины. Его миссия — воссоздать это единство.
Но посреди этого разделенного христианского мира имеется пространство испытаний — море.
В 1248–1254 годах море почти ежедневно присутствует в делах и мыслях Людовика Святого:[962] он провел на море много недель, принимал там важные решения и в 1270 году умер на морском берегу, совершив еще один морской поход. Это конечно же Средиземное море.
Как известно, шторма и «морские приключения» не обошли Людовика Святого. «Морские приключения» — так говорили его современники, а мы назвали бы это «навигационным риском» — это выражение давно вошло в обиход. От одного до другого, весьма вероятно, расстояние, отделяющее ментальность отправившихся в море носителей рыцарского духа от ментальности людей, которым ведомы выгоды морской торговли и угроза того, что они называют риском.
Именно морские невзгоды были для людей Средневековья испытанием, типичным для страстей святых, топосом, общим местом агиографии; особенно часто во власти моря оказываются крестоносцы, эти кающиеся герои, которые идут в полные опасностей паломничества и, совершив морской «путь», попадают в страны, по праву называемые «заморскими» (partes ultramarinae). В проповеди, произнесенной в Орвиетто 6 августа 1297 года по случаю канонизации Людовика Святого, Папа Бонифаций VIII напомнит, в знак доказательства его святости, как он бросал вызов морю, выступая в крестовый поход: «Переплывая море, он рисковал своим телом и жизнью ради Христа»[963].
962
См.: