Впоследствии море стало для Людовика Святого тем местом, где протекала его собственная жизнь и жизнь бывших с ним людей. Он стал морским кочевником со всеми вытекающими отсюда для благоразумного христианина невзгодами. Он по мере сил пытался преодолеть все тяготы. Он получил у Церкви позволение иметь на своем корабле освященный алтарь и гостии. Он мог отправлять мессы и причащать. Как правило, на кораблях соблюдалось время молитв, и при этом король, как обычно, находился в окружении духовных лиц и монахов, равно как и светских вельмож вроде Жуанвиля. Причиной беспокойства иного рода были матросы — дикое и грешное сборище. Мир матросов был для этих землян, каковыми являлись большинство людей Средневековья, миром чуждым, внушавшим тревогу миром морских бродяг, которые время от времени, но ненадолго, превращались в оседлых людей, оставаясь в местах швартовок чужаками, слывущими носителями дурных нравов. Взойдя на корабль, Людовик Святой, как пишет Жоффруа де Болье, был поражен и огорчен далеким от благочестивого поведением моряков[964]. Он заставил их, несмотря на роптание этих полудикарей, посещать службы и молебны, которые отныне задавали ритм плаванию. Реакция Людовика Святого, вне сомнения, объяснялась не только тем, что для него, не имеющего опыта мореплавания, такое положение было неожиданностью, но ее питало и насаждаемое Церковью представление об этих маргиналах, которое было скорее негативным. Проповедь или, вернее, модель неизданной проповеди современника юного Людовика Святого, знаменитого проповедника Жака де Витри, ходившего в Святую землю, обращена ad marinarios («к матросам и морякам»[965]), а темой ей служит псалом СVI, в котором речь идет о бедствиях и чудесах на море. Море — это море «мира сего», то есть мира людей, земного мира. Оно tenebrosa et lubrica, темное и греховное. Оно многообразно и изменчиво, multiplex[966].
Жак де Витри, знавший язык моряков, употребляет вульгаризмы; он называет пороки и грехи моряков и матросов. Особенность его проповедей — преувеличение, но образ поистине весьма мрачен. Такова литература, наверняка влиявшая на восприятие Людовика Святого.
Что делают моряки? Чтобы избавиться от паломников, они бросают их на островах, обрекая на голодную смерть, или того хуже — продают в рабство сарацинам; они даже нарочно топят корабли с паломниками и купцами на борту, пользуясь их неопытностью, а сами спасаются на шлюпках и баркасах, нагрузив их награбленным добром и товарами. Уже не говоря о тех, кто провоцирует кораблекрушение и грабит потерпевших: намек на реальный, но ставший почти легендарным в средневековом христианстве эпизод кораблекрушения, которое потерпел апостол Павел. Внушают тревогу и пороки матросов на суше: они завсегдатаи таверн и борделей, где и просаживают все деньги, заработанные на море столь сомнительным способом. Итак, море таит угрозу не только телу, но и душе короля.
Наконец, и это главное, море для Людовика Святого — религиозно-символическое пространство. Образ моря, постоянно присутствующий в Библии, — страшный образ, возникший из хаотичной пучины сотворения мира. В Книге Бытия, когда Господь создает мир, море предстает как мир хаоса, как место, где живут и действуют демонические силы, чудовища и мертвецы, готовые ополчиться против Бога и людей. Земля цивилизуется, а море остается диким. В иной версии Книги Бытия, представленной в Книге Иова, снова называются чудовища, живущие в море и иногда выходящие из него, чтобы вселить в людей еще больший страх. Таков прежде всего Левиафан. Даниил, против которого ополчаются чудовища, видит в основном морских зверей. Эти же чудовища вновь выступают на первый план в Апокалипсисе: «И увидел выходящего из моря зверя с семью головами; на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные». Не менее грозный образ моря возникает и в Новом Завете. Озеро Тивериада приравнено к морю — это озеро, на котором случаются шторма, и потому оно физически и символически являет собою море[967].
Страх перед морем, вездесущность бури, кораблекрушения — все это Людовик Святой находил в житиях святых, которые он слушал или читал, и особенно в книге, сочиненной неким генуэзцем, которого можно считать его современником, — в знаменитой «Золотой легенде», компиляции Якова Воррагинского (Якопо да Ворацце). Кораблекрушение потерпели Магдалина и многие святые, среди которых — Маврикий и Климент.
Мир, исполненный страха, но и в Средневековье изменчивый мир, где символом Церкви является иконографический топос корабля святого Петра. Даже сильные мира сего, если еще не упали с колеса Фортуны, то качаются на морских волнах. Реальный корабль Людовика Святого — еще одно воплощение того же символа, добыча, отданная на волю волн, на произвол морской стихии.
965
Приношу благодарность М. К. Гано, переписавшую для меня эту проповедь из латинской рукописи 17 509, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже (f° 128v° — 130).
966
Следует различать море нижнее и море верхнее, море внутреннее и море внешнее. Море нижнее — это ад, оно
967
Известный эпизод, когда Христос заснул и начавшийся шторм угрожает лодке Петра и его спутников. Петр со спутниками в страхе закричали: «Господи! Спаси нас; погибаем», и Иисус, как Яхве в Ветхом Завете, усмирил шторм.