В этом замечательном тексте переплелись мифическое (вера в реки, вытекающие из рая, то есть библейская география), рациональное сомнение в слухах («и говорят, что…»), опыт (вода, подвешенная в специальных горшках) и научное исследование, любимое занятие правителей мусульманских и христианских государств: вавилонский султан посылает людей в научную экспедицию, чтобы узнать на опыте, откуда вытекает река. И вновь оказывается, что Людовик Святой живет в переходную эпоху — между знаниями, коренящимися в мифе, и желанием знания, подтверждаемого опытом. Но Нил все еще характеризуется как научное чудо, предполагающее, что нет ни противоречия, ни разрыва между природой и мифом, между Египтом и раем. По мере продвижения к истокам одно сменяется другим. Есть, пожалуй, только одно место, одно природное явление, одновременно связующее и разъединяющее эти два мира: водопад, «высокая скала, куда никто не смог забраться… и откуда низвергается поток»[991].
В середине ХIII века христианину для знакомства с географией полезнее всего было бы отправиться в Святую землю, ибо туда стекались христиане со всего мира.
В Цезарее Людовик Святой познакомился с человеком, побывавшим в Норвегии, и эта встреча расширила его географический горизонт до страны «белых ночей».
Итак, вернемся к предлежащему и скажем, что, когда король укреплял Цезарею, в лагере появился монсеньер Алернар Сененьянский и поведал, что свой корабль он построил в Норвежском королевстве, что на западной оконечности мира; и что когда он плыл к королю, то обогнул всю Испанию и должен был пройти через Марокканские проливы. Много бедствий он испытал, прежде чем добрался до нас. Король оставил его при себе десятым рыцарем. И он поведал нам, что в Норвегии ночи летом такие короткие, что совсем незаметно, когда заканчивается день и когда он начинается.
Тогда же в Цезарею прибыл некто Филипп де Туей, его дальний родственник, находившийся на службе у латинского императора Константинополя. Последний заключил союз против православного греческого императора, нашедшего убежище в Никее, с куманами (coumans, coumains)[992], языческим тюркским народом, угрожавшим Венгрии. Филипп де Туей поведал Людовику Святому об их варварских обычаях: братство, скрепленное кровью и свежеванием собаки, погребение богатого воина вместе с конем, живым слугой и великим множеством золота и серебра.
Так Людовик Святой мысленно расширяет и населяет пространство, приходя то в ужас, то в изумление. Вознося благодарение Богу за столь великое разнообразие, которое по воле Божией или, по крайней мере, с его согласия существовало на земле, король смог уяснить для себя, что ему предстояло сделать: обратить эти народы в христианство. Его пространство было миром обращения.
В конце жизни ему захотелось присоединить к этому миру целый континент, который был ему совсем неведом, — Африку, то есть Северную Африку.
Хорошо выразил это стремление Гийом Шартрский: «Он заставлял своих людей помышлять о расширении и умножении веры в этих африканских областях»[993]. Расширить пространство христианской веры до Африки и ошибиться в расстоянии между Тунисом и Египтом — это Тунисский крестовый поход.
Таково было пространство Людовика Святого, неполное, фрагментарное, но объединенное чувством универсальности христианского вероучения и всемогущества Бога, которому надлежало осуществляться повсюду. Эта одержимость верой еще более сильна в его постижении времени.
Время Людовика Святого
Распорядок времени. — Цикличное и литургическое время. — Людовик Святой и время истории.
В эпоху Людовика измерение времени было эфемерным, ибо длительность происходящего была множественной, фрагментарной. Только к концу ХIII века появились первые механические часы[994]. Нередко неизвестны даты рождения даже самых великих людей, а значит, и их точный возраст. Нумерация королей, князей, представителей больших династий еще малоупотребительна и грешит множеством неточностей. Людовик Святой при жизни вовсе не был Людовиком IX. Впервые систематическая нумерация французских королей появилась в хронике Примата, работа над которой началась по повелению Людовика, а завершилась в 1275 году, вскоре после смерти короля. Дни гораздо чаще связывались с именем того или иного святого, чем с числами месяца. Людовик Святой жил в многообразии неуловимого времени.
991
992
В арабских и восточных источниках они называются «кипчаки», а в русских «половцы». Вспомним половецкие пляски из оперы А. Бородина «Князь Игорь». См.:
994
В середине — второй половине ХIII в. известны описания механизмов, напоминающих часовые, но, во-первых, мы не знаем, были ли они построены, а во-вторых, они предназначались для кунштюков или демонстрационных приборов, а не для измерения времени. Насколько известно, первые башенные часы были построены в Англии, в Вестминстере, в 1288 г. В 1306 г. впервые упоминаются часы в Милане; они имели лишь часовую стрелку. Около 1326 г. знаменитый английский механик, сын кузнеца, аббат Сент-Олбанского монастыря, Ричард Уоллингфорд, создал часы, названные им «Альбион», то есть «Англия». Они показывали фазы Луны, положение Солнца среди созвездий Зодиака и, главное, имели минутную стрелку, которая, впрочем, не вошла в обиход до конца XV в.: течение времени воспринималось неспешным. В 1344 г. в Падуе строит башенные часы Джованни (или Джан-джакомо) де Донди, прозванный Орологиус, то есть Часовщик. Ему же принадлежат созданные после 1348 г. часы-календарь, показывавшие день, фазы Луны, расположение созвездий (но опять же без минутной стрелки), а также первое дошедшее до нас описание собственно часового механизма. Не слишком надежные источники указывают на то, что первые механические часы с боем (существовали водяные часы, в которых бронзовый шарик каждый час со звоном падал в чашу — такие часы Фридрих II Штауфен получил в дар от египетского султана в 1232 г.) появились в Милане в 1335 г. Достоверно известно, что подобные часы построил в Париже часовщик Анри Вик. Они били дважды в сутки — 24 раза в час заката и один раз час спустя. Часы, отбивающие каждый час, появились после 1380 г. в Нюрнберге (Германия) и около 1396 г. в Солсбери (Англия).