Людовик Святой придавал огромное значение обрядам и необходимому посредничеству Церкви и священников в религиозной жизни мирян, в том числе и короля. В XII веке, в частности, начиная с «De sacramentis» Гуго Сен-Викторского, богословие таинств закрепилось в виде семи таинств. Людовик считал, что Церковь незаменима именно в ее функции распределения таинств[1455].
Позиция Людовика Святого вполне согласуется с тем, что говорит о практике таинств в ХIII веке отец Жи: «Было два таинства, обязательных для каждого: крещение, а при совершении смертного греха — исповедь»[1456]. Нам известно, какое значение придавал Людовик Святой собственному крещению и о его рвении крестить нехристей. Крещение означало вступление в христианскую общность, подлинное рождение, рождение духовное, создававшее незаменимое условие, основу для надежды на вечное спасение, на обретение рая. Место крещения, бывшее зачастую местом рождения, в любом случае и было подлинным местом рождения. Вот почему Людовик упорно величал себя Людовиком де Пуасси, ибо в Пуасси он был крещен.
Исповеди Людовик Святой уделял особое внимание, ибо это таинство снимает смертные грехи и возвращает состояние чистоты, обретаемой при крещении. XIII век был веком исповеди. В 1215 году, через год после появления на свет Людовика, IV Латеранский собор ввел обязательную ежегодную исповедь для всех христиан. Для Людовика Святого такого годичного ритма было недостаточно: он позволял нарушать чересчур длительные интервалы, если опасность смертного греха была слишком велика. Ритм, способствующий вечному спасению, — неделя, а день недели, который особенно подходит для покаяния, — пятница. Но король опасался, как бы не впасть в грех, быть может смертный, между пятницами, особенно ночью, в это время искушений, время дьявольских козней. Отсюда — потребность, чтобы рядом с покоями всегда находились исповедники: один — днем, а другой — ночью, которые, сменяя друг друга, выслушивали бы его исповеди.
Удивительно, но среди соблюдаемых Людовиком таинств евхаристии отводится не столь заметное место. Однако с XII века выдвигаются особые условия, при которых грешник может заслужить евхаристию, — исповедь и раскаяние: «Перед причастием следует пройти испытание совести»[1457].
Но Людовик причащается не часто. Гийом де Сен-Патю вносит уточнение:
Блаженный святой Людовик был страстным ревнителем таинства причащения (тела Господа нашего), ибо каждый год он причащался шесть раз, а именно: на Пасху, на Пятидесятницу, в День Вознесения благой Девы Марии, в день Всех Святых, на Рождество и на Сретение[1458].
Данный текст доносит до нас и иерархию его благочестия: почитание Христа (три причастия), Девы (два), святых (одно).
Но Людовик обставляет эти причастия рекомендуемыми «условиями достоинства» (и смирения). Он приносил оммаж телу Христа, сопровождая свои причастия (помимо предшествующей им исповеди) постами, воздержанием и молитвой. Весьма впечатляют его жесты при совершении самого акта причащения.
И он шел причаститься тела Спасителя нашего в столь великом благочестии, что перед этим мыл руки и рот и снимал шаперон и куаф. Когда он входил на хоры церкви, то не просто шел к алтарю, а продвигался к нему, стоя на коленях, и, приблизившись к алтарю, читал Confiteor[1459].
Впрочем, XIII век — это и время расцвета евхаристического культа: в 1264 году Урбан IV учредил праздник Тела Господня, праздник Corpus Christz, когда под балдахином проносят гостию. Таким образом, этот праздник положил начало жизни сакрального объекта, который вскоре распространился на церемонии светских правителей[1460]. В ХIII веке множатся и евхаристические чудеса.
Из прочих таинств Людовик приобщился, разумеется, к таинству брака. Свою свадьбу он справил со всем возможным по тому времени благочестием, отслужив мессу и соблюдая «три ночи Товии», но брачная литургия в Средневековье не имела «того значения, какое ей будет придаваться в дальнейшем»[1461].