Еще один медик Людовика IX, магистр Робер из Дуэ, каноник Сан-лиса и Сен-Кантена, оставил по своей смерти, в 1258 году, 1500 ливров на основание коллежа Робера де Сорбона. Юбилей этого события отмечался в разных парижских учреждениях, в том числе и в Сорбонне.
Людовик болезненно стеснялся собственного тела, стеснялся раздеваться. Об этом тоже свидетельствует Гийом де Сен-Патю.
Он был воплощением порядочности, присущей когда-либо женатому человеку. Монсеньер Пьер Ланский, который был его рыцарем и находился при нем долго, почти тридцать восемь лет, и был его камергером, спал у его ложа, без малого пятнадцать лет разувал его и укладывал в постель, как это делали сержанты знатных сеньоров, никогда не видел плоти (кожи) этого святого короля, кроме ступней и кистей рук да изредка икры ног, когда мыл ему ноги, да предплечья, когда королю пускали кровь, и голени, когда он бывал болен. Никто никогда не помогал святому королю, когда он вставал с постели, но он одевался и обувался сам; его камергеры только оставляли его одежду и обувь рядом с его ложем, и он брал их и одевался совершенно самостоятельно[1668].
Людовику Святому было известно, что вечное спасение, ожидающее его в загробном мире, он должен готовить здесь, на земле, — спасение души и тела. Король тем более понимал это, что был болен.
Страдания королю Людовику Святому причиняло прежде всего его тело:[1669] король часто болеет — то хронические заболевания (рецидив рожистого воспаления на правой ноге, малярия, или «трехдневная лихорадка»), то эпидемии (дизентерия после похода 1242 года против англичан и в Египет, «болезнь войска» — цинга — в его первом крестовом походе, тиф, унесший его, во втором)[1670].
Король вернулся больным из похода на англичан и их союзников в Пуату и Сентонж в 1242 году и перенес сильный рецидив болезни в Понтуазе в 1244 году (как-то раз подумали, что он умер). Вот тогда-то он и дал обет выступить в крестовый поход, если останется в живых.
В булле о канонизации[1671] Бонифаций VIII сказал об этом: «На тридцатом году жизни, одолеваемый болезнью» (In аппо tricesimo constitutus, et quadam sibi aegritudine superveniente gravatus). Об этой болезни, вероятно малярии, говорят также Гийом де Сен-Патю и Жуанвиль. Гийом де Сен-Патю сообщает, что «однажды он тяжело (gravement) заболел в Понтуазе»[1672] и уточняет: «И когда упомянутый блаженный король в своей юности заболел в Понтуазе трехдневной лихорадкой (малярией?), да так тяжело, что думал, что умрет от этой болезни…, он болел так тяжело, что уже не надеялся выжить»[1673]. Жуанвиль, которого при этом не было, неверно называет место события (Париж вместо Понтуаза): «Случилось по воле Божией, что в Париже король тяжело заболел, и положение было таким отчаянным (meschef), что подумали, что он умер»[1674].
Те же авторы говорят о его физических страданиях в Египетском крестовом походе. Гийом пишет:
И когда блаженный король находился в плену у сарацин после первого крестового похода (passage), он так разболелся, что зубы его стучали, а кожа потеряла цвет и стала белесой, и у него начался сильный понос, и он так исхудал, что у него выпирали кости позвоночника, и был так слаб, что одному челядину приходилось по всем его надобностям носить на руках….
Что касается Жуанвиля, то он добавляет весьма реалистическую деталь:
Этот совет (идти из Мансуры в Дамьетту на судне) дали ему в связи с его тяжелым физическим состоянием, вызванным множеством болезней, ибо он маялся трехдневной лихорадкой и сильной дизентерией (menoison) и болезнью войска (lа maladie de Post), поражавшей рот и ноги (scorbut), и пришлось даже отрезать низ его портов (braies), а от болезни войска он не раз в течение вечера терял сознание…[1675].
Не кто иной как Гийом де Сен-Патю сообщает нам о болезни, из-за которой у него периодически воспалялась правая нога:
Блаженного короля два, три, а то и четыре раза в год одолевала одна болезнь, которая мучила его то больше, то меньше. Когда это случалось, блаженный король с трудом думал и во время болезни плохо слышал и не мог ни есть, ни спать… Иногда, прежде чем он мог встать с постели без посторонней помощи, проходило дня три. И когда болезнь начинала отступать, то его правая нога между икрой и лодыжкой становилась кроваво-красного цвета и отекала, и такое покраснение и отек не проходили целый день до вечера. А потом этот отек и это покраснение мало-помалу исчезали, так что на третий или четвертый день его нога ничем не отличалась от другой, и блаженный король был совершенно здоров[1676].
1669
Я вновь, теперь уже в связи с телом и скорбью, обращаюсь здесь к текстам, процитированным выше в хронологическом порядке или по иному поводу.
1670
Отличное патологонозологическое досье на Людовика Святого содержится в старой работе:
См. также:
Разумеется, хронисты и биографы сообщали о «поносе» — Людовика VI, расстройстве желудка, ставшем патологией Филиппа I (1108–1137), о болезни, которую ошибочно считали сильным потоотделением, жертвами которой, вне всякого сомнения, были Филипп Август и Ричард Львиное Сердце во время крестового похода 1191 года, о слабом здоровье отца Людовика Святого Людовика VIII (1223–1226). Но эти болезни тела описываются как слабости, осложняющие жизнь, а болезни Людовика Святого стяжали ему заслуги и ореол святости.
*По мнению большинства исследователей, психическая болезнь Карла VI связана со следующим событием. В 1392 г. придворная молодежь во главе с братом короля герцогом Людовиком Орлеанским задумала устроить костюмированный бал, на котором они, в том числе король и герцог, вырядились то ли дикарями, то ли чертями, надев на себя просмоленные шкуры. Кто-то из придворных, желая получше рассмотреть эти наряды, поднес к ним факел. Одежда вспыхнула, пламя охватило нескольких ряженых, один из них сгорел заживо, король спасся, но в результате пережитого шока получил психическое заболевание, как оказалось, неизлечимое. Мнение о том, что Людовик XI страдал эпилепсией, является лишь гипотезой, к тому же не слишком обоснованной. Действительно, в конце жизни, начиная с марта 1479 г., король тяжело болел, у него явно наблюдались некоторые психические отклонения. Например, присущая ему от природы подозрительность превратилась в манию преследования, однако близкие к королю люди объясняли все это серией апоплексических ударов (то есть инсультов), случившихся с монархом, и симптомы его болезни — потеря памяти, речи и т. п. — свидетельствуют об их правоте.
См., например, мемуары близкого соратника самого Людовика XI Филиппа де Коммина (рус. пер.: Коммин Ф. де. Мемуары. М., 1986; особ. кн. VI).