Мальчик, пусть и король, конечно, сохранит в памяти горестные и тягостные воспоминания об этих часах и днях, наполненных событиями, пейзажами, декором, лицами и жестами, сменяющими друг друга в тусклом свете коротких дней поздней осени, но об этом умалчивают современники-хронисты. Такие испытания или придают силы, или ломают — все зависит от человека. Людовик оказался достойным сыном своего отца, равного которому не было на поле брани, и достойным внуком своего деда, в пятьдесят лет одержавшего победу при Бувине; он достойный сын и своей матери-испанки. Сильный, как и они, мальчик по-иному приступил к своим королевским обязанностям, — а идеология эпохи уже начинает считать обязанность короля трудным ремеслом. Он будет благоговеть перед своей вездесущей матерью до самой ее смерти и сохранит о ней благодарную память.
Отсутствие вельмож на коронации Людовика IX хронисты объясняют политическими мотивами. Возможно, это преувеличение. С проведением церемонии очень спешили. Получить известие о ней, собраться, вовремя выехать — на все это в XIII веке уходило немало времени. И кроме того, несомненно, коронация ребенка не слишком-то привлекала этих прелатов и вельмож, привыкших вращаться в обществе сложившихся людей. Истолковывая их отсутствие, большинство хронистов основываются на событиях, последовавших за коронацией, объясняя произошедшее как бы ретроспективно. Но можно не сомневаться, вельможи бойкотировали коронацию, и кое-кто из них отсутствовал по политическим соображениям.
Излагаю здесь только то, что позволяет лучше понять жизнь Людовика IX, то, что проливает свет на королевскую функцию и фигуру короля. Опекунша и ее советники спешили урегулировать кое-какие деликатные дела личного характера, к решению которых, впрочем (как считают), уже приступили в последние месяцы правления Людовика VIII.
Традиция престолонаследия в династии Капетингов и «волеизъявление» Людовика VIII, обеспечившие восхождение на престол юного Людовика IX, не были еще настолько сложившимися, чтобы не вызвать настороженности со стороны некоторых членов королевской фамилии. У молодого короля было двое дядюшек, одному из них в 1226 году было двадцать пять, а другому — семнадцать лет. С последним не возникало никаких проблем. Он был бастардом, хотя и носил звучное имя Карл (Пьер Шарло); его отцу Филиппу Августу удалось добиться, что-бы Гонорий III счел возможным пожаловать этому незаконнорожденному ребенку церковные бенефиции, — он был предназначен для Церкви. Больше опасений внушал первый — Филипп Строптивый. Для Церкви он тоже был бастардом, поскольку Папа не признал законным третий брак Филиппа Августа с Агнесой Меранской, матерью Филиппа, и с точки зрения Церкви французский король так и остался женатым на Ингеборге Датской (а та умерла лишь в 1236 году), отвергнутой на другой день после злосчастной первой брачной ночи. Рождение Филиппа Строптивого было узаконено Иннокентием III, и поскольку французские аристократы и негласно французские прелаты признавали его мать, считая ее легитимной королевой Франции, его положение было намного предпочтительнее, чем у его сводного брата. Даже внешне, юридически, статус Филиппа Строптивого был вполне законным. И все же я задаюсь вопросом, не послужило ли это смутное воспоминание о своем внебрачном рождении причиной отказа от какой бы то ни было серьезной попытки составить конкуренцию своему племяннику на французский престол[162].
Отец Филипп Август и брат Людовик VIII довольно щедро одарили Филиппа Строптивого землями и фьефами, но пожалованные земли принадлежали Рено Булонскому, одному из двух изменников, томящихся в Лувре после битвы при Бувине; оба короля считали эти владения конфискованными в пользу короны, и они могли вернуться к Рено только в том случае, если бы Филипп умер, не оставив наследника (каковой родился в 1238 году). Чтобы не вызвать недовольства Филиппа Строптивого, юный король (то есть мать и советники от его имени) немедля передал ему в держание два из трех замков, которыми владел на его землях Людовик VIII, — Мортен и Лильбонн, и оммаж графства Сен-Поль, при условии, что Филипп вернет его короне. В начале 1227 года Филипп получил от короля пожизненную ренту в размере 6000 турских ливров, пообещав, что ни он сам, ни его наследники (если таковые родятся) уже не будут требовать ничего на этих землях в качестве своей доли наследства.
162
В 1316 году малютке Жанне, старшей дочери Людовика X Сварливого, не повезло вдвойне: она лишилась трона, потому что была особой женского пола и к тому же подозреваемой в том, что она незаконнорожденная (слух, порожденный делом о Йельской башне); династия Капетингов, в отличие от других великих монархических династий, кажется, успешно исключала из числа престолонаследников и бастардов и женщин. В начале XV века это обернулось против будущего Карла VII*.
*В 1314 г. Францию потряс семейно-политический скандал. Выяснилось, что снохи короля Филиппа IV — супруга его старшего сына Людовика, короля Наваррского, будущего Людовика X, Маргарита Бургундская, мать Жанны Французской, и супруга младшего из королевских сыновей, Карла, будущего Карла IV, Бланка Бургундская, — были повинны в супружеской измене. Их уличили в любовной связи с придворными, братьями Филиппом и Готье д’Онэ соответственно, причем адюльтер протекал в Нельской башне, а Жанна Бургундская, супруга среднего сына, Филиппа, графа Пуатье, будущего Филиппа V, потворствовала этому. В результате судебного процесса братья д’Онэ были казнены, Маргарита и Бланка заточены в замок Шато-Гайар, а Жанна — в монастырь (далее их судьбы оказались различными: Маргарита вскоре умерла в Шато-Гайаре при неясных обстоятельствах — подозревали убийство, Бланка после расторжения брака с Карлом постриглась в монахини, Жанна вернулась к супругу и даже стала королевой). Молва называла Жанну Французскую дочерью не Людовика Сварливого, а Филиппа д’Онэ. Что же касается ситуации с наследником французского престола, а затем королем Карлом VII, то неясно, что Ж. Ле Гофф имеет в виду. В 1414 г. король Англии Генрих V возобновил претензии английских королей на французский престол и в 1415 г. вторгся во Францию, раздираемую гражданской войной между двумя группировками знати и их сторонниками. Одна из партий, бургиньоны, поддерживала претензии Генриха V, другие, арманьяки, выступали за национальную французскую династию. Победа англичан в битве при Азенкуре в 1415 г. отдала в их руки Нормандию. В 1420 г. в связи с победами англичан и усилением гражданской войны в г. Труа в Шампани было заключено соглашение между Англией и Францией, причем со стороны Англии его подписал сам Генрих V, а со стороны Франции от имени психически больного короля Карла VI Безумного — герцог Бургундский Филипп Добрый и супруга Карла VI, королева Франции Изабелла Баварская. По этому соглашению салический закон во Франции отменялся, Карл, герцог Туренский, ставший в 1417 г. дофином, то есть наследником престола, и тогда же — лидером арманьяков, от наследования отстранялся, наследницей объявлялась дочь Карла VI и Изабеллы Баварской Екатерина Французская, которая вступала в брак с Генрихом V и передавала ему наследственные права на французский престол. Но именно укоренившиеся в массовом сознании, а не только в государственном праве, представления о том, что только мужчина может наследовать трон, позволили, среди прочего, дофину Карлу утвердиться на престоле в качестве короля Карла VII, то есть салическое право как раз сработало за него. В ряде европейских держав королевские бастарды действительно претендовали на трон, иногда, например, в Кастилии, даже успешно, но во Франции этого никогда не было. Может быть, Ж. Ле Гофф имел в виду то, что Изабелла Баварская, чтобы обосновать причины, по которым дофин должен был быть отстранен от престолонаследия, даже заявляла, что он родился не от короля (многие современники искренне верили этому, некоторые историки XX в. утверждают, что Изабелла из политических соображений оклеветала себя). Но ни Жанна, ни Карл не являлись, даже в случае обоснованности подозрений, королевскими бастардами, ибо их обвиняли в том, что они дети королев не от мужей, а в Европе такие побочные дети не могли допускаться к престолонаследию нигде и никогда.