Так что же, крестовые походы истребили людей христианского Запада и истощили его богатства? Не думаю. Составить статистику погибших в крестовых походах христиан, смерть которых казалась современникам праведной и славной, но, с точки зрения истории, совершенно никчемной, невозможно, — ясно одно: христианский мир не стал от этого слабее. Единственным действенным результатом крестовых походов, имевшим поистине общественное значение, было то, что в ходе их аристократические династии лишились глав семейств или корней, а некоторых из них ожидало неотвратимое угасание. Что касается экономики, то здесь следует оговорить два момента. Во-первых, издержки на них ограничивались монархией. Затраты на крестовый поход 1248–1254 годов оцениваются в 1 537 540 турских ливров — цифра, относительно мнимой точности которой не стоит питать иллюзий[313]. Она весьма приблизительна, ибо статистические документы, позволяющие использовать квантитативный подход к историческим реальностям, в середине ХIII века находятся еще на начальной стадии формирования. Если же сравнить эту предполагаемую цифру с более реальной цифрой годового королевского дохода — 250 000 турских ливров, то может создаться впечатление, что Людовик IX опустошил кассы, заполненные его дедом Филиппом Августом; что касается краткого правления его отца Людовика VIII (1223–1226), то оно в данном случае не так уж и важно. Такой гипотезе противоречат два факта. Прежде всего только часть расходов на крестовый поход пришлась на королевскую казну. Больше всего средств поступило от городов и от духовенства. Жуанвиль повествует, что, будучи в Акре летом 1250 года, после освобождения Людовика, и присутствуя на совете вместе с легатом и прочими высокопоставленными лицами, решавшими, оставаться ли королю в Святой земле или возвращаться во Францию, он выступил против тех, кто надеялся на возвращение по экономическим причинам, сказав, что, насколько ему известно, у короля еще много денег, так как крестовый поход был в основном профинансирован клириками. И обратился к королю: «Говорят, сир (не знаю, правда ли это), что король еще не потратил ни одного своего денье, но только денье духовенства»[314]. Король промолчал. Было совершенно очевидно, что такая точка зрения не совсем верна. Король вкладывал и будет еще вкладывать деньги на крестовый поход. Прежде всего на содержание некоторых крестоносцев. Жуанвиль получал деньги и не мог не знать об этом. Ведь он тоже попал в плен, когда плыл на корабле по Нилу; перед тем как сдаться, он бросил в реку принадлежащие ему богатства (шкатулку с деньгами и драгоценностями, способными обратиться в деньги) и даже такую ценность, как бывшие при нем священные реликвии. Своею жизнью он был обязан протекции одного сарацина, который выдал его за кузена короля. Его освободили вместе с оставшимися в живых пленниками, когда король подписал договор с мусульманами, и он вновь обрел своего сюзерена и друга. Но он потерял все.
Король сказал: «Позовите сенешала». Я приблизился к нему и опустился перед ним на колени; и он повелел мне сесть и сказал так: «Сенешал, вам известно, что я всегда очень любил вас, а мои люди говорят, что вам сейчас туго. Почему?» — «Сир, ничего не поделаешь; вы ведь знаете, что я попал в плен, когда мы плыли по реке, и у меня ничего не осталось; я потерял все, что имел». И он спросил, чего бы я хотел. И я сказал ему, что мне требуется две тысячи ливров до Пасхи, то есть на две трети года[315].
Людовик IX не был мотом и не любил, когда у него выпрашивали деньги. Он сам подсчитал, сколько нужно Жуанвилю. А нужно ему было трех рыцарей — по четыреста ливров на брата. Король «посчитал на пальцах»: «Ваши новые рыцари, — сказал он, — обойдутся в тысячу двести ливров». Оставалось еще восемьсот ливров на «покупку коня и вооружения и на пропитание рыцарей». Такова была смета, и Людовик счел ее разумной: «Воистину, я не вижу здесь ничего лишнего, и вы остаетесь при мне». За это Жуанвиль, являвшийся сенешалом графа Шампанского, а не короля, для которого он был лишь арьер-вассалом, стал вассалом самого короля и должен был принести ему оммаж. По истечении контракта, на Пасху 1251 года, Людовик спросил его, не хочет ли он еще годик остаться при нем. Жуанвиль предложил королю «новую сделку», и так как он запросто говорил с королем, то сказал ему:
313
К этим подсчетам, содержащимся в издании: Recueil des historiens… T. XXI. P. 513 sq., следует относиться с осторожностью: