— Ну что ж, — сказала Ла Бопре, — я вижу, мадемуазель, что вы хотите воспользоваться сценой, которую нам сейчас предстоит играть вместе, и драться на самом деле!
Пьеса, которую они должны были играть, была фарсом, где две женщины действительно дрались на дуэли. Раздобыв после описанной нами размолвки две острые шпаги, Ла Бопре дала одну из них своей сопернице, и та, полагая, что в руках у них, как обычно, тупые рапиры, без всякого опасения приготовилась к бою, но уже через мгновение поняла свою ошибку. Ла Бопре нанесла ей удар в шею, и молодая актриса тотчас же облилась кровью. Она быстро отступила назад, преследуемая Ла Бопре, которая горела желанием ее убить; на крики несчастной сбежались актеры, вырвавшие ее из рук врагини. Это событие произвело такое впечатление на бедную женщину, что она поклялась никогда больше не играть в пьесах, где будет участвовать Ла Бопре, и сдержала слово.
Тем временем Бельроз, управлявший театром Бургундского отеля, сделался святошей и заговорил о своем желании уйти от дел. Флоридор, служивший тогда, как уже было сказано, в театре Маре, договорился с Бельрозом о покупке его должности за двадцать тысяч ливров: это была первая продажа такого рода, и основывалась она на пособии, которое начиная с этого времени король предоставлял Бургундскому отелю. О самом Флоридоре сожалели мало: это был посредственный актер, которому некогда проткнули шпагой легкие, после чего он всегда был бледен и страдал одышкой. Однако его уход нанес сильный ущерб труппе театра Маре, ибо вслед за ним в Бургундский отель ушли лучшие артисты.
Примерно тогда же Мадлен Бежар и Жан Бежар объединились с Мольером, чтобы создать новую бродячую труппу под названием Блистательный театр. Ла Бежар уже тогда пользовалась большой славой. Что же касается Мольера, то он, желая последовать за ней, незадолго до этого оставил Сорбонну и был еще совсем неизвестен: он давал советы труппе, сочинял пьесы, не получавшие никакого отклика, и с определенным успехом исполнял шутовские роли. Лишь в 1653 году он поставил «Шалого» в Лионе и в 1654-м — «Любовную досаду» в Безье. Наконец, 20 февраля 1662 года Мольер женился на Арманде Грезинде Элизабет Бежар, сестре Мадлен Бежар, в которую он был вначале влюблен.
Ну а теперь перейдем от театра к драматургам, обеспечивавшим его пьесами.[1]
Развитие французского театра, начавшееся с того времени, как театральные пьесы обрели форму, можно разделить на три периода:
первый — от Этьенна Жоделя до Робера Гарнье, то есть с 1521 по 1573 год;
второй — от Робера Гарнье до Александра Арди, то есть с 1573 по 1630 год;
и, наконец, третий — от Александра Арди до Пьера Корнеля, то есть с 1630 по 1670 год.
Именно на этот третий период, к средней части которого подошло наше повествование, мы и собираемся бросить взгляд, чтобы дополнить картину французского общества середины XVII века, то есть начала царствования Людовика XIV.
Писателями, которые пришлись на этот период, были Жорж Скюдери, Буаробер, Демаре, Ла Кальпренед, Мере, Тристан Л’Эрмит, Дюрье, Пюже де Ла Серр, Кольте, Бойе, Скаррон, Сирано де Бержерак, Ротру и, наконец, Корнель. Мы поговорим о самых заметных из них.
Мы уже сказали пару слов о Жорже де Скюдери, говоря о его сестре. Вернемся к нему: если он и не сыграл такую уж важную роль в первой половине XVII века, то хотя бы наделал в это время достаточно много шума, чтобы мы посвятили ему особый раздел.
Жоржу де Скюдери было лет двадцать семь или двадцать восемь, когда в 1629 году он поставил свою первую трагикомедию «Лигдамон и Лидиас, или Двойники», сюжет которой был заимствован из «Астреи»; в 1631 году за ней последовала еще одна трагикомедия, под названием «Наказанный обманщик, или Северная история». Скюдери так возгордился успехом двух этих сочинений, что заказал свой портрет, гравированный на меди, со следующей круговой надписью:
Какой-то хулитель, а они были во все времена, выскоблил два этих стиха и на их место вписал такие:
Можно представить себе гнев Скюдери, но автор сохранил свое имя в тайне, и поэт был вынужден оставить это оскорбление неотмщенным.
Жорж де Скюдери, надо сказать, притязал на то, что он владеет шпагой так же хорошо, как и пером, если, конечно, верить последним строчкам предисловия, написанного им для «Сочинений Теофиля»: