Следовало ли ему на ней жениться? Удивительное дело: прогрессивные авторы упрекают Короля-Солнце в мезальянсе; авторы-моралисты, имя которым легион, осуждающие королевских любовниц и бастардов, забывают, что Франсуаза д'Обинье, вдова Скаррона, тайная супруга короля (с 1683 года) дает возможность королю обходиться без любовниц. Антуан Арно, которого не заподозришь в снисходительности к королю, Арно, достойный прозвища «Великий», правильнее всех оценил союз Людовика с маркизой де Ментенон. В июне 1688 года он напишет Дювоселю: «Я не вижу, что можно найти предосудительного в этом браке, заключенном по всем правилам Церкви. Этот брак унизителен лишь в глазах слабых, которые смотрят как на унижение на брак с женщиной старше себя и намного ниже себя рангом; на самом деле король совершил деяние, угодное Господу, если он смотрел на этот союз как на средство от своей слабости, которое помешает ему совершать предосудительные поступки. Этот брак его связывает любовью с женщиной, добродетель и ум которой он уважает и в беседах с которой он находит невинные удовольствия, которые дают ему возможность отдохнуть от великих дел. Дай Бог, чтобы его духовники никогда не давали бы ему худших советов»{20}.
В конце концов, можно сказать, что король на этом много потерял. Как и его последний духовник, его тайная супруга будет способствовать критическому отношению к королю, вызывать раздражение какой-то части общества и способствовать уменьшению популярности старого монарха. Среди десятка других была такая рождественская песенка:
Но для короля мадам Скаррон незаменима. Она опровергла знаменитое высказывание Лабрюйера: «Королю не хватает только прелестей личной жизни»{48}.
В 1683 году Франсуаза еще молода (ей исполнилось 48 лет, королю — 45 лет), она одна из самых красивых женщин королевства. Как и ее бывшая подруга Нинон де Ланкло, она в своей красоте не подвержена воздействию времени. В 1702 году, когда никто бы не узнал уже мадам де Лавальер, которой теперь 57 лет, и когда Атенаис де Рошешуар-Монтеспан очень сильно поседела, а лицо ее стало красным и покрылось бесчисленными морщинами (в 60 лет), у маркизы де Ментенон, которая старше своих соперниц (ей 66 лет), такое же лицо, каким оно было тридцать лет тому назад, и «она еще прекрасно выглядит»{87}. Словом, она красива. Она не всегда одета в черное, какой ее запечатлели на портретах, всегда следует моде и любит голубые платья. Кажется, у нее есть все, чтобы сделать короля счастливым и отвлечь его внимание от молоденьких. Благодаря своему честолюбию и сильно развитой воле Франсуаза д'Обинье научилась «сохранять самообладание перед этим миром, всегда враждебным и безжалостным, и владеть великим искусством любви в интимной жизни, которое помогает любви не умереть»[101]. Впрочем, будучи вдовой калеки, полного жизненных сил, могла ли она быть неловкой в любовных ласках? Полностью ли она разделяет счастье своего супруга? В этот нет уверенности. Все часто видят проявления ее сухости и холодности; она, как старая дева, то капризна, то сварлива, и создается впечатление, что она одновременно и ловка и безразлична, то есть обладает всеми качествами куртизанки. Впрочем, ее личные качества имеют небольшое значение. Важно лишь то, что король ее не обманывал и что он никогда не помышлял об измене. Сохранение подобной верности для человека еще крепкого и большого любителя прекрасного пола не может быть объяснено одной лишь набожностью.
Личная жизнь не сводится, однако, к той области, на которую распространяется всевластие маленького божка Эроса. Вот поэтому мадам де Монтеспан была так долго в фаворе; по той же причине мадам де Ментенон не имеет соперниц. С Атенаис, живой и полной остроумия, король мог втайне посмеяться над разными смешными моментами, произошедшими во время публичных аудиенций{49}. Он мог поговорить о комедиях Мольера, о трагедиях Жана Расина. В апартаментах мадам де Ментенон он спрашивает, беседует, обсуждает или слушает. Эта манера поведения присуща королю с давних пор. Еще в 1680 году мадам де Севинье говорила, что их разговоры «были так длинны, что могли довести всех до галлюцинации»: «они длились от шести до десяти часов». И в том же году: «Она ему открыла новую страну, неведомую ему, страну дружбы и непринужденной беседы, не омрачавшейся никакими препирательствами; и всем этим он кажется очарованным»{96}.