В этом сражении были ранены Альберготти и потом Виллар. Маршала пуля подкосила на передней линии. Он пытался продолжать руководить боем. Пришлось его эвакуировать в направлении Ле-Кенуа. Выведение из строя этого неутомимого военачальника, плохое прикрытие прохода Ла-Лувьер дали Мальборо возможность совершить прорыв. Мы оголили центр, послав подкрепление для левого фланга, и лишили его почти полностью пехоты. Мальборо собрал здесь, в центре, 15 английских батальонов и почти всю голландскую кавалерию. Тяжелая кавалерия, элитарное войско, опрокинула нидерландские эскадроны, но дрогнула перед британскими пехотой и артиллерией.
От полудня до трех часов длилась новая большая битва, кавалерийское сражение, происходящее между союзническими эскадронами и кавалерией королевского дома. Французские кавалеристы, лишенные поддержки пехоты и артиллерии, совершили чудо. Среди участвующих в кавалерийской атаке можно было видеть старого, семидесятилетнего графа де Гассиона, Претендента[115], герцога де Рогана, лучшего представителя старого дворянства; трижды союзники отступали. Если французские гвардейцы и полк короля нас разочаровали в предыдущей схватке, гвардейцы личной охраны сражались самоотверженно и потеряли в этот день больше трети своего численного состава — 40 офицеров и 400 рядовых кавалеристов. Увы! Каждая из этих героических атак натыкалась на британские пехотные части, построенные в каре и прикрываемые огнем батарей союзников. Наши кавалеристы должны были заслужить лучшую участь. Может, в моральном отношении они и одержали победу. Милорд Мальборо натолкнулся на совершенно не предполагаемое сопротивление. Его 110-тысячное войско не смогло остаться хозяином на поле битвы, сражаясь с 70 000 солдат Виллара. Поле боя будет им оставлено Буффлером, у которого к концу дня не будет возможности совершить решающий прорыв, да он и не захочет подвергнуться риску полного разгрома: у наших артиллеристов в резерве осталось всего лишь 400 пушечных ядер! Но, впрочем, это поле им не будет отдано с легким сердцем. Маркиз де Гоэсбриан, который стал командовать левым флангом после ранения д'Альберготти, готовится предпринять четвертую большую кавалерийскую атаку, и в этот момент маршал де Буффлер решает прекратить огонь.
Трудно назвать грустным словом «отступление» славный и кратковременный отход нашего 60-тысячного войска: на поле боя мы потеряли убитыми и ранеными около 10 000 человек. Де Монтескью уводит свои войска в направлении Баве. Барон Легаль и Пюисегтор ведут другие части в направлении Киеврена. Кавалерия прикрывает передвижение солдат и артиллерии. Не видно ни беглецов, ни отстающих{295}. Карабинеры были в хорошей форме, хотя провели много великолепных атак в этот день, и теперь согласились спешиться и присоединиться к пехотинцам и драгунам, чтобы в свою очередь прикрыть передвижение других кавалерийских частей{166}.
Уже 12-го французская армия снова готовится к сражению, в четырех лье от Мальплаке. Враг, у которого потери составляли 20 000 человек — в это число включены генералы и высшие офицеры, — не осмелится атаковать эту французскую армию. Враг даже оставляет поле боя. «Мертвые и умирающие отобрали его у живых; число лежащих на этом маленьком пространстве превышало 30 000… Двадцать тысяч раненых криками взывали о помощи, которую им невозможно было оказать при всем наимилосерднейшем отношении. Победитель испытал душераздирающую боль от этой мрачной сцены, и благодарственная молитва, которую Мальборо приказал петь своим победоносным войскам, звучала как похоронное пение»{295}. А были ли союзники действительно победителями?
Вечером после этой великой битвы шевалье де Кенси увидел возле Баве, на расстоянии одного лье от Мальплаке, «мертвого человека, который, видимо, дополз до этого места. У него не было пальцев на ногах. Конечно, в таком состоянии он не мог идти»{88}. А 26 октября Мадам пишет из Версаля: «Каждый день мы видим здесь офицеров на костылях»{87}. В эту трудную осень 1709 года ни мобилизация простых людей, ни налог кровью не кажутся пустым звуком.
Воздаяние чести доблестным полководцам, потерпевшим неудачи