К.Б. Жучков
М.И. КУТУЗОВ ПО ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЕГО ОКРУЖЕНИЯ В ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ВОЙНУ 1812 ГОДА
В исторической литературе о характере и поведенческих привычках М.И. Кутузова сложилось мнение, господствующее в работах, как положительно, так и отрицательно рассматривающих его деятельность на посту главнокомандующего русскими армиями в 1812 году. С одной стороны, М.И. Кутузов находился в "старческой немощи и бездействии", "много спал и ничего не делал" [22, с. 233], с другой стороны, он, как народный вождь, уповал на провидение, предоставляя событиям совершаться своим чередом [25, с. 277]. Для иллюстрации этих поведенческих привычек Кутузова исследователи пользуются его изображением в романе Л.H. Толстого "Война и мир".
В самом деле, до Л.H. Толстого высказывания мемуаристов и историков относительно поведенческих привычек Кутузова носили разбалансированный и случайный характер. Роман Л.Н. Толстого организовал, в своем роде, некоторые из этих высказываний и образовал из них стройный и логичный образ Кутузова как мудрого народного деятеля, поведение которого соответствовало народному, то есть справедливому характеру войны[1].
Речь идет о Кутузове, как о человеке, утомленном возрастом, соответственно чересчур добродушном, зачатую плачущем, читающем романы Жанлис[2] невольно засыпающем в неподходящих местах, любящем побалагурить с солдатами и приласкать молодых офицеров, нелюбящем бумаг и вообще работать, вобщем, как о человеке крайне мягкотелом, сибаритствующем и сентиментальном.
Между тем, Л.Н. Толстой создавал не исторический, а философский, если можно так сказать, образ, то есть подогнал фигуру Кутузова, являвшейся антитезой фигуре Наполеона, под свои философские воззрения, выраженные им в антивоенных рефлексиях на военных страницах романа. В этом Л.Н. Толстому "помогло" умение Кутузова обращаться с солдатской массой и его "демократизм" в отношениях с младшими офицерами. Действительно, такие черты присутствуют в поведении Кутузова, но они произвольно интерпретированы Л.H. Толстым, мотивируются по другим основаниям и оформляют иные поведенческие привычки[3].
Кутузов бывал разным в разные дни своей жизни, но несомненно, что он носил в себе некий поведенческий стержень, который делал его поступки объяснимыми с их внутренней точки зрения. Между тем, оценки его современников разнятся, так, что современные авторы, как и в свое время Л.Н. Толстой, просто подбирают для своих утверждений необходимые им высказывания современников. Однако, для нас важно определить, какие из этих высказываний и в какой их части можно использовать в качестве источников, то есть очевидных свидетельств.
С этой целью важно установить статус каждого мемуариста. Под статусом подразумевается его служебное или личное положение относительно Кутузова в описываемый нами период его деятельности. Этот статус современников Кутузова, оставивших свои высказывания относительно его характера или поведения, можно разделить следующим образом:
1) лица, непосредственно служившие под командой Кутузова и регулярно общавшиеся с ним по службе в указанный период;
2) лица, служившие под началом сотрудников Кутузова и периодически или спорадически имевшие общение с Кутузовым;
3) лица, перешедшие под команду Кутузова от других военачальников в силу независящих от них причин[4];
4) лица, служившие под начальством Кутузова и конфликтовавших с ним по служебным поводам;
5) лица, служившие под начальством лиц, конфликтовавшим с Кутузовым;
6) лица, со стороны видевшие Кутузова, но не общавшиеся с ним;
7) лица, не видевшие и не общавшиеся с Кутузовым.
Разграничение статуса мемуаристов позволяет дифференцировать их свидетельства, где определяются следующие формальные зависимости: 1) близкое общение - положительная окраска высказывания - более вероятная правдоподобность; 2) общение в конфликтных ситуациях - отрицательная окраска свидетельства - меньшая правдоподобность; 3) отсутствие статуса -отсутствие отношений - произвольность, или вторичность высказывания.
Указанные зависимости носят устойчивый характер и являются калькой личных связей в сложной структуре управления армией в военных действиях, то есть калькой, отражающей потоки подчиненности и мотиваций в этой структуре. Личный характер этих связей и выразился в личных документах: письмах, дневниках, мемуарах. Это важно установить ввиду не служебного, общественного, а именно личного положения авторов высказываний.
Коротко говоря, в сфере служебных отношений подчиненности возникают личные мотивации, которые отражены в личных документах. "Между тем субъективность мемуаров неотделима, как уже указывалось, от положения автора в системе породившей их деятельности" [21, с. 32]. Отсюда вытекает, что главную роль в этих высказываниях играет не "объективные"[5] правильность или неправильность должностных действий главнокомандующего, а личные впечатления при их осуществлении, то есть их морально-нравственная окраска.
1
По подобному поводу исчерпывающе выразился М.Ю. Лотман: "Герой Толстого, конечно, не портрет Суворова. Толстой сделал нечто большее. Он как бы подверг реальное историческое лицо художественному изучению и извлек из него то, что в образе Суворова, по мнению Толстого, связано было с народностью" [13, с. 382].
2
В свое время А.С. Норов по этому поводу возразил Л.Н. Толстому: "И есть ли какое вероятие, чтобы Кутузов, видя перед собою все армии Наполеона и находясь накануне решительной ужасной битвы, имел бы время не только читать, но и думать о романе г-жи Жанлис?" [18. с. 25]. С ним не согласился Г.П. Данилевский, утверждавший, что. при разборе библиотеки А.С. Норова. П.И. Савваитов обнаружил французское издание книги Т. Смоллетта "Приключения Родрнка Рэндома" (1784), на обертке переплета которой рукой А.С. Норова было записано по-французски: "Читал в Москве, раненый и попавший военнопленным к французам, в сентябре 1812 г.". Из этого Г.П. Данилевский считал возможным и чтение Кутузовым романа С.-Ф. Жанлис [5, с. 333-335]. Мы вынуждены не согласиться с Г.П. Данилевским и поддержать здесь А.С. Норова, именно, как очевидца, но не конкретных поступков Кутузова, а фактической атмосферы той эпохи. Во-первых, у Кутузова просто физически не было времени читать романы ни перед сражением, ни когда-либо еще во время войны. Во-вторых, Кутузову шел 68-й год, и в этом возрасте, ни тогда, ни сейчас, никто не читает модных дамских романов. В-третьих, сравнение Г.П. Данилевского неправомерно, так как А.С. Норов читал (если читал) свой роман в больнице, будучи очень молодым человеком и вынужденный к бездействию. К тому же А.С. Норов читал не дамский, а авантюрный роман. П.С. Деменков заступился за А.С. Норова: "Иной читатель пожалуй и усвоит убеждение, что вновь назначенному главнокомандующему в день его прибытия к армиям, вверенных ему, и уже два месяца отступавших в виду сильного неприятеля, будто бы не нашлось ничем другим заниматься, как чтением французских романов" [6. с. 339]. Вот, например, свидетельство А.П. Ермолова, который далеко за полночь пришел к Кутузову. Дело происходит в Леташевке, где главная квартира стоит две недели. Может быть, у Кутузова есть время читать романы? "Ермолов, войдя в избу, видит, Кутузов в одной сорочке, без галстука, сидит, рассматривая разложенную на столе карту расположения войск и ставя на ней чем-то значки" [19. с. 48].
3
"Роман принуждает его вследствие внутреннего своего распорядка, вследствие необходимой для себя экономии ограничиваться всего чаще одной чертой, одной скудной чертой, чтобы, раздув и распространив ее до неимоверных границ, он, этот непризванный судья, мог в ней одной заключить и все основания, поводы и причины своего приговора людям и событиям. Таким образом, "маленькая" история, сделавшись романом, решает вопрос о личности Кутузова на основании некоторых слов, сказанных им там и сям, и на основании мины, взятой им при том или другом случае" [1, с. 50].
4
То есть по причине смерти или ранения своих бывших начальников, их увольнения или отъезда из армии, ликвидации должностей и т. д.