Неожиданным выводом из преувеличений в сообщениях Серрана стало представление, будто бы на острова легко добраться из испанских владений в Америке. Ведь чем дальше они от Малакки, тем ближе к Америке, а следовательно, и к Атлантическому океану. В результате «этот же Фернан де Магальяеш получил новые представления, которые приведут его к смерти, а его королевство – к некоторым неудачам»[157]. Иными словами, сознательные искажения в письмах Серрана породили у Магеллана идею добраться до Молуккских островов через Атлантику – разумеется, на испанской службе, то есть после предательства родной страны.
Серран, конечно, многое преувеличил, но подозреваю, что в том же можно упрекнуть и Барруша. Магеллан имел и другие источники информации о Молуккских островах: он общался со многими торговавшими с ним купцами; был знаком с данными Томе Пиреша (уже приведенными выше), которые тот изложил на бумаге в 1512–1515 годах, когда жил в Кочине и Малакке одновременно с Магелланом (последний уехал оттуда в 1513 году); возможно, получал сведения и от собственных рабов, включая знаменитого и порой очерняемого Энрике, которого он описывал как «мулата родом с Малакки». Происхождение Энрике, собственно, неизвестно. Пигафетта предполагал, что раб был родом с Суматры, а другие, возможно из-за понятной путаницы, помещают место его рождения на Молуккские острова[158]. Однако он должен был быть полезен в долгом путешествии – вероятнее всего, как раз на Молуккских островах, в 1519 году. Перед отплытием Магеллан в своей последней воле и завещании пообещал Энрике свободу и значительное наследство в 30 000 мараведи, «потому что он христианин и может молиться за мою душу»[159].
В любом случае не вполне понятно, получал ли Магеллан известия от Серрана до отъезда из Индий[160]. Отследить путь всех писем не представляется возможным. Первое из них попало в Малакку где-то в 1513 году, но в январе того же года Магеллан уехал в Кочин. Как мы знаем из сообщения Жорже де Албукерке, который доставил письма из Амбоины, где имел личный разговор с Серраном, другие письма прибыли только в 1514 году, когда Магеллан уже вернулся из Индии в Португалию[161].
Какую бы роль ни сыграли послания Серрана, возникают вопросы по поводу того, что Магеллан мог узнать в детстве и юности о космографии и текущей политике, а следовательно, и о местонахождении и спорном статусе Молуккских островов. Истоки идеи путешествия на острова через Атлантический океан нужно искать во множестве влияний, которые ощущались при лиссабонском дворе времен юности Магеллана. Там можно было почерпнуть характерные для той эпохи представления о размере мира, узнать о дипломатических спорах между Испанией и Португалией по поводу раздела сфер влияния и зон мореплавания и заразиться амбициями. Обратим же наше внимание на то, как сочетались все эти обстоятельства.
Нам нужно перенестись в 1493 год, обратно к португальскому двору еще до появления там Магеллана – к тому моменту, как Колумб вернулся с известиями об открытиях, которые совершил во время первого трансатлантического путешествия. Если доверять информации первого редактора и биографа Колумба (вероятно, осуществившего литературную запись его воспоминаний), то король Жуан II отреагировал на новости немедленно и страстно, выразив «печаль из-за того, что столь ценные возможности были упущены»[162].
157
«Das quaes cartas começou este Fernão de Magalhães tomar huns novos conceitos, que lhe causáram morte, e metteo este Reyno en algum desgosto».